Реабилитация

19 августа 2023 - Влад Устимов
Отец
         Семён Чабрецов встал, как всегда, спозаранку и вышел на мглистый берег. Река – кормилица была для него смыслом жизни. Его постоянно, с малых лет тянуло сюда. Он любил вот так, поутру шагать по серебристой от росы луговине мимо зарослей осоки, едва выглядывавшей из залитой белесоватым туманом прибрежной низины, вдыхать свежий запах воды, рыбы и просмолённых бударок.
         В сентябре жара спала. По ночам стало прохладно. С непривычки пробирал лёгкий озноб. Было тихо, только плавающие беловатыми пятнами утки миро покрякивали, деловито копошась на мелководье.
        Ловко пройдя по хлипким мокрым мосткам, мерно шлёпавшим по воде под его ногами, Семён уверенно ступил в вёрткий кулас. Недолго погремев железными звеньями массивной цепи о тонкий дощатый борт, отомкнул старый ржавый замок, приладил к уключинам тяжёлые деревянные вёсла и оттолкнулся от берега. Лодчонка, повинуясь опытному гребцу, легко двинулась на течение.
         Вот уже без малого сорок лет Семён Наумович несёт свою бессменную вахту по обеспечению безопасного прохода судов по фарватеру на своём участке широкого волжского рукава под названием Бертюль. В роду у него все были ловцы, либо другие водяные работники. Да и он в молодые годы ходил  в море на рыбный промысел, пока несчастный случай не списал его на берег. А дело было так. Как-то раз взялся было он сгоряча очекушить белугу, под сотню пудов весом, только сам получил от неё махалкой такую оплеуху, что потерял память и едва не утонул, а после две недели в лазарете валялся.
         С тех пор сделался он речником. Обслуживал судовой ход в районе родного села Ватагино, присматривал за бакенами и буями, обозначавшими глубины и мели. Чтобы не допустить аварии на воде надо исправно, во всякое время года и любую погоду, зажигать на ночь плавучие огни. Это была его работа.
         Рыба и дичь у него не переводятся. Дежурная сеть всегда под рукой и берданка наготове. Его старенький котелок-шулюмник пустым не бывает. В нём каждый день свежая похлёбка. И семейный стол полон, да и остальной родне частенько перепадает. Всё бы хорошо, только вот что плохо – один он на речке, без помощника.
         Имелся у него единственный сын, Никифор. Смышлёный рос пацанёнок, вдумчивый. Все книги, что нашёл в деревне, перечёл.  Отец хотел приучить парня к ловецкому делу, но тот заупрямился и наотрез отказался. Видно проявился твёрдый характер, доставшийся по наследству. Потом была ещё одна попытка пристроить мальца к шурину, служившему при Чуркинском монастыре, расположенном неподалёку. Снова в ответ всяческие отговорки да разные увиливания. А как-то раз взял, и уехал отрок из отчего дома. В город подался счастье своё искать. С тех пор загрустил вдруг поседевший Семён Наумович.
         Объехав участок, внимательно осмотрев речную обстановку и убедившись что всё в полном порядке, Чабрецов отправился в заветное место и принялся неторопливо выбирать свою потайную сеть. Затем направил кулас обратно, к деревне. За бортом, на длинном кукане лениво плескался пяток судаков.
         Солнце было уже в зените. Поровнявшись с соседской шлюпкой, Семён причалил с верхового борта, поздоровался. Михеич удил сазана на стрежне. Слово за слово, завязался между приятелями неспешный разговор. Обсуждались разнообразные проблемы от мировых, до местных, деревенских.
         - Ну что, Наумыч, твой вундеркинд так и не захотел в божьи угодники податься?- с лёгкой усмешкой спросил его прокалённый солнцем седовласый бородач.
         - Нет, соседушка, не захотел, упрямая его башка. Сколь я ему ни втолковывал, всё проку нет. Говорил ведь: - "Вон, вишь, с соседней улицы Якова старшой сын Ефим, - по церковной службе пошёл. В большие люди выбился. Пирогами побирается, да блинами объедается. Говорят, что сейчас он уже протоиерей"!
         - А  он что?
          – "А по мне - так он просто еврей"! – так прямо и сказал, бесстыдник. "Мне, говорит, не нужен бог, который допускает в нашем мире безвинные страдания, у меня своя совесть есть. Творить добро можно и без оглядок боязливых. Слепой вере я предпочитаю здравый рассудок, а дремучим догмам (вишь, каких слов-то набрался!) - настоящую науку". Книжонок-то начитался, уж такой умник стал – дышать нечем! А я ему говорю: - "Не напрасно ли ты, сынок с небом-то шутки шутишь? Однако, это твоё дело. Хочешь - верь, не хочешь - не верь, но профессия ведь тебе один хрен нужна. А в церкве - то и прибыльно и не пыльно. Ты бы подумал хорошенько!". А он: "Вот я и подумал, батя: вера – это душа, а церковь твоя – деньги. Так что не по душе мне такая служба". Такие, брат, дела.
         Семён развязал шейму и с силой оттолкнул свой кулас, прижатый мощным течением к борту соседской лодки.
         - Не горюй, Наумыч, может он в городе своё дело найдёт, авось человеком станет, - бросил напоследок рыболов.
         - Дай-то бог. Будь здоров, Михеич, - бакенщик лениво махнул на прощанье рукой.
Упругая струя стремительно понесла утлый дощаник вниз по течению. Привычно налегая на вёсла, Чабрецов думал о сыне, несмотря на разногласия и ссору, волновался: как он там, что у него в голове, не нужно ли чего?
Сын
         В голове тогда у меня была масса идей. Одна другой привлекательнее. И что особенно приятно – моими стараниями они реализовывались одна за другой. С тех пор, как я уехал в город, жизнь моя круто переменилась. Поселился в доме у дальних родственников. Они просто замечательные люди. Добрые и радушные хозяева. Выделили мне маленькую, но уютную комнатку, в которой можно было читать хоть целыми сутками напролёт.  Что я и делал. Это всегда было моим любимым занятием.
         Время течёт незаметно. Не успел оглянуться, как окончил медицинское училище. С отличием. Дежурил на скорой помощи. Работа нравилась. Всегда хотел стать врачом. Поступил в институт. Принялся вгрызаться в науку. Учителя меня хвалили и ставили в пример другим студентам, чем не раз вгоняли в краску.  Я выбрал кардиологию, а мой друг и одногруппник Кирилл – хирургию.
         Все вокруг пророчили мне большое будущее. Это, конечно, смущало и, в то же время, радовало, придавало всё больше уверенности в своих силах. Заведующая кафедрой терапии, профессор Сёмина Надежда Никаноровна, во всём мне помогала и, когда я  заканчивал последний курс, предложила продолжить учёбу у неё в аспирантуре. Конечно, я согласился. С радостью и благодарностью. Повезло мне  в жизни, очень повезло. На моё счастье меня опекала и во всём поддерживала эта прекрасная женщина, блестящий врач и большой души человек. Мои мечты осуществились только благодаря её авторитету, удивительной доброте и исключительной силы характеру. Знаю, как ей пришлось побороться за меня.
         В то же время я с тревогой наблюдал, как складываются дела у моего талантливого друга, стремившегося в совершенстве освоить тонкости и премудрости искусства хирургии. Кириллу уже со второго курса профессора и доценты, опытные мастера своего дела, не только доверяли самостоятельно проводить простые операции, но и охотно брали ассистировать в сложных случаях. Руководитель кафедры обещал ему ординатуру, однако на это злополучное место оказалось много претендентов, с которыми было сложно конкурировать. Хотя в профессиональном плане они другу в подмётки не годились. Не повезло парню. Слишком уж влиятельные и важные фигуры незримо стояли за теми благополучными и самодовольными, но бездарными и ленивыми сокурсниками. В итоге Кириллу пришлось ехать работать на Сахалин, в самую глубинку, о чём он позже нисколько не горевал.  Но мне было очень жаль.  Ведь при иных обстоятельствах товарищ был бы рядом. И он вполне мог стать у нас солидным  авторитетом в области хирургии. Но судьба распорядилась иначе.
Отец
         Годы постепенно берут своё и здоровья не прибавляют. Давно отошедший от дел, сильно сдавший Семён Наумович, как всегда до обеда сидел на завалинке своего старенького, но всё ещё крепкого домишки. Вспоминал былые времена, да сетовал на нынешние недуги, ведя степенные разговары со своим бессменным собеседником Михеичем.
         - Как мотор-то стал прихватывать, вот тогда и  понял 
я, что сынок мой не зря упорствовал. Нашёл себя, своё призвание. Правильную дорогу выбрал, по душе. И сумел добиться чего хотел. Стал большим человеком, уважаемым в медицине, среди докторов. Открыл что-то такое, что стали его аж в Европу на научные собрания звать. Ну и меня с того света, почитай, в обратную вернул. Сурьёзную операцию я перенёс. Едва очухался. Но, прошло время,  глядишь - на ноги встал. За это Никифору моему великое спасибо. Молодец, сынок. Хоть и не верит в бога, однако живет праведно, в благочестии, трудится много и творит добро. Он  меня дальше лечиться заставляет. А я ведь ещё не признался, что простил его уж давно.Забыл старые распри. Вот, скоро он приедет, сядем рядком, потолкуем обо всём, тогда и скажу.
         - Давненько его не было в наших краях.
         - Да, годов двадцать будет, ежели не считать, когда меня из сердечной хвори выручил. В энтот раз он тута и не гостевал вовсе, только схватил меня в охапку, да увёз к себе в больницу. А так всё некогда ему. Человек он занятой, сурьёзный. У него кругом дела, да немалые. Вон, сколько народищу без конца возле него вертится! И всем он позарез нужный. Теперича наша фамилия Чабрецовых там у всех на слуху. Да и не только в городе, но и в столице и за кордоном даже. Во как! Ну вот, наконец, и к нам собрался вроде. Ждём - не дождёмся.
         - И то дело. Счастливый ты, Наумыч. Аж завидки берут. Такого сынка вырастил! Сказка. Людям сказать – не поверят. Помню его пацанёнком голопятым, а нынче – глянь, знаменитым стал. Редкий случай по нонышним-то временам. Повезло тебе. С таким наследником не пропадёшь.
         - Да будет тебе, Михеич, лишнего-то болтать. А за доброе слово спасибо.
Сын
         Пролетело время. Я уже много лет заведую кафедрой. Той самой кафедрой, некогда полученной мною из рук уважаемой и обожаемой Надежды Никаноровны, которой уже давно нет с нами. Никогда не забуду её, сделавшую из меня человека. Всем ей обязан. И буду благодарен всегда.
         Часто вспоминаю юность, непростые разговоры с отцом, порой переходившие в горячие споры. Пора бы уж ехать в родную деревню, навестить старика. Давно обещал. Теперь, наконец, должно получиться. Дела подождут. Пусть молодёжь немного потрудится. А то ученики обижаются, что мало их загружаю, беру ответственность на себя. Ничего, скоро и они дождутся. Всему своё время. Однако, ребята подросли надёжные,  таким можно доверить дело.
         И вот, наступил долгожданный момент. В родные края мы отправились всей семьёй. Быстроходный катер бодро рассекал фарватер, нервно вибрируя на мелкой волне. Рядом со мной сидела жена, Нина, а впереди - двое сыновей школьников: Наум и Семён. За штурвалом глиссера его хозяин, Геннадий, давнишний мой товарищ. Настроение у всех было замечательное, под стать погоде. Денёк выдался чудесный.
         Подъезжая к Ватагино, мы были поражены грандиозным небесным действом, произошедшим у нас над головами. Вся компания притихла и молча любовалась невообразимо слаженным полётом гигантской птичьей стаи, состоящей из тысяч скворцов. Невозможно было оторвать глаз от развернувшейся до самого зенита живо меняющейся картины. Эллипс превращался в бумеранг,  внезапно скручивался в спираль, затем образовался шар, который вытянулся в ракету. И так без конца. Диковинный небесный танец. Глядя на него, не перестаёшь изумляться необычному природному чуду.  Это пернатые, резвясь и тренируясь, табунятся перед отлетом на юг. Сбившись в огромные плотные скопления, тучи птиц выделывают в небе фигуры высшего пилотажа. То рисуют высоко в поднебесье замысловатые переливчатые живые пейзажи, то головокружительным пируэтом падают к самой земле, закрывая полнеба плотной паранджой. Солнца не видно за мерцающей занавесью из летящих пичуг. Вот они заклубились над рекой, у самого берегового приплеска. Что за чудо! Это игра? Водопой? Или купание? В строгом порядке, шеренга за шеренгой, тесными рядами, множество пересмешников стремительно снижаются к реке и окунаются в мелкую воду у песчаной косы. На крыльях взмывающих ввысь птах самоцветами переливаются искрящиеся на закатном солнце капли. Над широким плесом зажигается феерическая картина. Клубится, меркнет и вновь вспыхивает изумительная птичья радуга. Восхитительное зрелище!
         - Уникальная по красоте мурмурация! – прерывает затянувшуюся паузу густой бас Геннадия, -  Только ради этого стоило ехать.
         Все под впечатлением, радостно возбуждены. Да и мне приятно вновь встретиться с родными местами, вдоль и поперёк исхоженными в далёком босоногом детстве. Волна за волной, меня захлёстывали воспоминания о том чудесном времени. Безбрежные речные просторы и великолепные пейзажи ранней осени впечатляли и очаровывали. Но вот и наш дом!
         Вскоре мы уже сидели за родительским столом и праздновали долгожданную встречу. Конечно, чисто символически. Отцу нельзя по здоровью. Я вообще не любитель обильных возлияний. Одному Геннадию приходилось за всех отдуваться, бедняге. Что он и делал с удовольствием.
         Увидев среди угощений чёрную икру, дети вытаращили глаза, а дед Семён с важным видом произнёс:
         -  Это для вас она редкость деликатесная, а по мне - и никая не диковина вовсе. Помню время, когда пшено кончалось, ею завсегда курей кормил.
         Когда праздные беседы немного поутихли, я вышел с батей на крыльцо и приступил к нему с серьёзным разговором.
        - Папа, после операции требуется реабилитация... - начал, было, я.
        - Я тебя давно реабилитировал, сынок – тихо ответил отец.

© Copyright: Влад Устимов, 2023

Регистрационный номер №0519675

от 19 августа 2023

[Скрыть] Регистрационный номер 0519675 выдан для произведения:
Отец
         Семён Чабрецов встал, как всегда, спозаранку и вышел на мглистый берег. Река – кормилица была для него смыслом жизни. Его постоянно, с малых лет тянуло сюда. Он любил вот так, поутру шагать по серебристой от росы луговине мимо зарослей осоки, едва выглядывавшей из залитой белесоватым туманом прибрежной низины, вдыхать свежий запах воды, рыбы и просмолённых бударок.
         В сентябре жара спала. По ночам стало прохладно. С непривычки пробирал лёгкий озноб. Было тихо, только плавающие беловатыми пятнами утки миро покрякивали, деловито копошась на мелководье.
        Ловко пройдя по хлипким мокрым мосткам, мерно шлёпавшим по воде под его ногами, Семён уверенно ступил в вёрткий кулас. Недолго погремев железными звеньями массивной цепи о тонкий дощатый борт, отомкнул старый ржавый замок, приладил к уключинам тяжёлые деревянные вёсла и оттолкнулся от берега. Лодчонка, повинуясь опытному гребцу, легко двинулась на течение.
         Вот уже без малого сорок лет Семён Наумович несёт свою бессменную вахту по обеспечению безопасного прохода судов по фарватеру на своём участке широкого волжского рукава под названием Бертюль. В роду у него все были ловцы, либо другие водяные работники. Да и он в молодые годы ходил  в море на рыбный промысел, пока несчастный случай не списал его на берег. А дело было так. Как-то раз взялся было он сгоряча очекушить белугу, под сотню пудов весом, только сам получил от неё махалкой такую оплеуху, что потерял память и едва не утонул, а после две недели в лазарете валялся.
         С тех пор сделался он речником. Обслуживал судовой ход в районе родного села Ватагино, присматривал за бакенами и буями, обозначавшими глубины и мели. Чтобы не допустить аварии на воде надо исправно, во всякое время года и любую погоду, зажигать на ночь плавучие огни. Это была его работа.
         Рыба и дичь у него не переводятся. Дежурная сеть всегда под рукой и берданка наготове. Его старенький котелок-шулюмник пустым не бывает. В нём каждый день свежая похлёбка. И семейный стол полон, да и остальной родне частенько перепадает. Всё бы хорошо, только вот что плохо – один он на речке, без помощника.
         Имелся у него единственный сын, Никифор. Смышлёный рос пацанёнок, вдумчивый. Все книги, что нашёл в деревне, перечёл.  Отец хотел приучить парня к ловецкому делу, но тот заупрямился и наотрез отказался. Видно проявился твёрдый характер, доставшийся по наследству. Потом была ещё одна попытка пристроить мальца к шурину, служившему при Чуркинском монастыре, расположенном неподалёку. Снова в ответ всяческие отговорки да разные увиливания. А как-то раз взял, и уехал отрок из отчего дома. В город подался счастье своё искать. С тех пор загрустил вдруг поседевший Семён Наумович.
         Объехав участок, внимательно осмотрев речную обстановку и убедившись что всё в полном порядке, Чабрецов отправился в заветное место и принялся неторопливо выбирать свою потайную сеть. Затем направил кулас обратно, к деревне. За бортом, на длинном кукане лениво плескался пяток судаков.
         Солнце было уже в зените. Поровнявшись с соседской шлюпкой, Семён причалил с верхового борта, поздоровался. Михеич удил сазана на стрежне. Слово за слово, завязался между приятелями неспешный разговор. Обсуждались разнообразные проблемы от мировых, до местных, деревенских.
         - Ну что, Наумыч, твой вундеркинд так и не захотел в божьи угодники податься?- с лёгкой усмешкой спросил его прокалённый солнцем смуглый седовласый бородач.
         - Нет, соседушка, не захотел, упрямая его башка. Сколь я ему ни втолковывал, всё проку нет. Говорил ведь: - "Вон, вишь, с соседней улицы Якова старшой сын Ефим, - по церковной службе пошёл. В большие люди выбился. Пирогами побирается, да блинами объедается. Говорят, что сейчас он уже протоиерей"!
         - А  он что?
          – "А по мне - так он просто еврей"! – так прямо и сказал, бесстыдник. "Мне, говорит, не нужен бог, который допускает в нашем мире безвинные страдания, у меня своя совесть есть. Творить добро можно и без оглядок боязливых. Слепой вере я предпочитаю здравый рассудок, а дремучим догмам (вишь, каких слов-то набрался!) - настоящую науку". Книжонок-то начитался, уж такой умник стал – дышать нечем! А я ему говорю: - "Не напрасно ли ты, сынок с небом-то шутки шутишь? Однако, это твоё дело. Хочешь - верь, не хочешь - не верь, но профессия ведь тебе один хрен нужна. А в церкве - то и прибыльно и не пыльно. Ты бы подумал хорошенько!". А он: "Вот я и подумал, батя: вера – это душа, а церковь твоя – деньги. Так что не по душе мне такая служба". Такие, брат, дела.
         Семён развязал шейму и с силой оттолкнул свой кулас, прижатый мощным течением к борту соседской лодки.
         - Не горюй, Наумыч, может он в городе своё дело найдёт, авось человеком станет, - бросил напоследок рыболов.
         - Дай-то бог. Будь здоров, Михеич, - бакенщик лениво махнул на прощанье рукой.
Упругая струя стремительно понесла утлый дощаник вниз по течению. Привычно налегая на вёсла, Чабрецов думал о сыне, несмотря на разногласия и ссору, волновался: как он там, что у него в голове, не нужно ли чего?
Сын
         В голове тогда у меня была масса идей. Одна другой привлекательнее. И что особенно приятно – моими стараниями они реализовывались одна за другой. С тех пор, как я уехал в город, жизнь моя круто переменилась. Поселился в доме у дальних родственников. Они просто замечательные люди. Добрые и радушные хозяева. Выделили мне маленькую, но уютную комнатку, в которой можно было читать хоть целыми сутками напролёт.  Что я и делал. Это всегда было моим любимым занятием.
         Время течёт незаметно. Не успел оглянуться, как окончил медицинское училище. С отличием. Дежурил на скорой помощи. Работа нравилась. Всегда хотел стать врачом. Поступил в институт. Принялся вгрызаться в науку. Учителя меня хвалили и ставили в пример другим студентам, чем не раз вгоняли в краску.  Я выбрал кардиологию, а мой друг и одногруппник Кирилл – хирургию.
         Все вокруг пророчили мне большое будущее. Это, конечно, смущало и, в то же время, радовало, придавало всё больше уверенности в своих силах. Заведующая кафедрой терапии, профессор Сёмина Надежда Никаноровна, во всём мне помогала и, когда я уже заканчивал последний курс, предложила продолжить учёбу у неё в аспирантуре. Конечно, я согласился. С радостью и благодарностью. Повезло мне  в жизни, очень повезло. На моё счастье меня опекала и во всём поддерживала эта прекрасная женщина, блестящий врач и большой души человек. Мои мечты осуществились только благодаря её авторитету, удивительной доброте и исключительной силы характеру. Знаю, как ей пришлось побороться за меня.
         В то же время я с тревогой наблюдал, как складываются дела у моего талантливого друга, стремившегося в совершенстве освоить тонкости и премудрости искусства хирургии. Кириллу уже со второго курса профессора и доценты, опытные мастера своего дела, не только доверяли самостоятельно проводить простые операции, но и охотно брали ассистировать в сложных случаях. Руководитель кафедры обещал ему место в ординатуре, однако на это злополучное место оказалось много претендентов, с которыми было сложно конкурировать. Хотя в профессиональном плане они другу моему в подмётки не годились.  Да, не повезло ему  в отличие от меня. Слишком уж влиятельные и высокопоставленные фигуры незримо стояли за теми благополучными и самодовольными, но бездарными и ленивыми сокурсниками. В итоге Кириллу пришлось ехать работать на Сахалин, в самую глубинку, о чём он позже нисколько не горевал.  Но мне было очень жаль.  Ведь при иных обстоятельствах товарищ был бы рядом. И он вполне мог стать у нас солидным  авторитетом в области хирургии. Но судьба распорядилась иначе.
Отец
         Годы постепенно берут своё и здоровья не прибавляют. Давно отошедший от дел, сильно сдавший Семён Наумович, как всегда до обеда сидел на завалинке своего старенького, но всё ещё крепкого домишки. Вспоминал былые времена, да сетовал на нынешние недуги, ведя степенные разговары со своим бессменным собеседником Михеичем.
         - Как у меня мотор-то стал прихватывать, вот тогда и я понял, что сынок-то мой не зря упорствовал. Нашёл себя, своё призвание. Правильную дорогу выбрал, по душе. И сумел добиться чего хотел. Стал большим человеком, уважаемым в медицине, среди докторов. Открыл что-то такое, что стали его аж в Европу на научные собрания звать. Ну и меня с того света, почитай, в обратную вернул. Сурьёзную операцию я перенёс. Едва очухался. Но, прошло время,  глядишь - на ноги встал. За это Никифору моему великое спасибо. Молодец, сынок. Хоть и не верит в бога, однако живет праведно, в благочестии, трудится много и творит добро. Он всё меня дальше лечиться заставляет. А я ему ведь ещё не признался, что простил его уж давно за старые наши распри. Вот, скоро приедет он, сядем рядком, потолкуем обо всём, тогда и скажу.
         - Давненько ведь его не было в наших краях.
         - Да, годов двадцать будет, ежели не считать, когда меня из сердечной хвори выручил. В энтот раз он тута и не гостевал вовсе, только схватил меня в охапку, да увёз к себе в больницу. А так всё некогда ему. Человек он занятой, сурьёзный. У него кругом дела, да немалые. Вон, сколько народищу без конца возле него вертится! И всем он позарез нужный. Теперича наша фамилия Чабрецовых там у всех на слуху. Да и не только в городе, но и в столице и за кордоном даже. Во как! Ну вот, наконец, и к нам собрался вроде. Ждём - не дождёмся.
         - И то дело. Счастливый ты, Наумыч. Аж завидки берут. Такого сынка вырастил! Сказка. Людям сказать – не поверят. Помню его пацанёнком голопятым, а нынче – глянь, знаменитым стал. Редкий случай по нонышним-то временам. Повезло тебе. С таким наследником не пропадёшь.
         - Да будет тебе, Михеич, лишнего-то болтать. А за доброе слово спасибо.
Сын
         Пролетело время. Я уже много лет заведую кафедрой. Той самой кафедрой, некогда полученной мною из рук уважаемой и обожаемой Надежды Никаноровны, которой уже давно нет с нами. Никогда не забуду её, сделавшую из меня человека. Всем ей обязан. И буду благодарен всегда.
         Часто вспоминаю юность, непростые разговоры с отцом, порой переходившие в горячие споры. Пора бы уж ехать в родную деревню, навестить старика. Давно обещал. Теперь, наконец, должно получиться. Дела подождут. Пусть молодёжь немного потрудится. А то ученики обижаются, что мало их загружаю, беру ответственность на себя. Ничего, скоро и они дождутся. Всему своё время. Однако, ребята подросли надёжные,  таким можно доверить дело.
         И вот, наступил долгожданный момент. В родные края мы отправились всей семьёй. Быстроходный катер бодро рассекал фарватер, нервно вибрируя на мелкой волне. Рядом со мной сидела жена, Нина, а впереди - двое сыновей школьников: Наум и Семён. За штурвалом глиссера его хозяин, Геннадий, давнишний мой товарищ. Настроение у всех было замечательное, под стать погоде. Денёк выдался чудесный.
         Подъезжая к Ватагино, мы были поражены грандиозным небесным действом, произошедшим у нас над головами. Вся компания притихла и молча любовалась невообразимо слаженным полётом гигантской птичьей стаи, состоящей из тысяч скворцов. Невозможно было оторвать глаз от развернувшейся до самого зенита живо меняющейся картины. Эллипс превращался в бумеранг,  внезапно скручивался в спираль, затем образовался шар, который вытянулся в ракету. И так без конца. Диковинный небесный танец. Глядя на него, не перестаёшь изумляться необычному природному чуду.  Это пернатые, резвясь и тренируясь, табунятся перед отлетом на юг. Сбившись в огромные плотные скопления, тучи птиц выделывают в небе фигуры высшего пилотажа. То рисуют высоко в поднебесье замысловатые переливчатые живые пейзажи, то головокружительным пируэтом падают к самой земле, закрывая полнеба плотной паранджой. Солнца не видно за мерцающей занавесью из летящих пичуг. Вот они заклубились над рекой, у самого берегового приплеска. Что за чудо! Это игра? Водопой? Или купание? В строгом порядке, шеренга за шеренгой, тесными рядами, множество пересмешников стремительно снижаются к реке и окунаются в мелкую воду у песчаной косы. На крыльях взмывающих ввысь птах самоцветами переливаются искрящиеся на закатном солнце капли. Над широким плесом зажигается феерическая картина. Клубится, меркнет и вновь вспыхивает изумительная птичья радуга. Восхитительное зрелище!
         - Уникальная по красоте мурмурация! – прерывает затянувшуюся паузу густой бас Геннадия, -  Только ради этого стоило ехать.
         Все под впечатлением, радостно возбуждены. Да и мне приятно вновь встретиться с родными местами, вдоль и поперёк исхоженными в далёком босоногом детстве. Волна за волной, меня захлёстывали воспоминания о том чудесном времени. Безбрежные речные просторы и великолепные пейзажи ранней осени впечатляли и очаровывали. Но вот и наш дом!
         Вскоре мы уже сидели за родительским столом и праздновали долгожданную встречу. Конечно, чисто символически. Отцу нельзя по здоровью. Я вообще не любитель обильных возлияний. Одному Геннадию приходилось за всех отдуваться, бедняге. Что он и делал с удовольствием.
         Увидев среди угощений чёрную икру, дети вытаращили глаза, а дед Семён с важным видом произнёс:
         -  Это для вас она редкость деликатесная, для нас и никая не диковина вовсе. Помню время, когда пшено кончалось,  так я ею завсегда курей кормил.
         Когда праздные беседы немного поутихли, я вышел с батей на крыльцо и приступил к нему с серьёзным разговором.
        - Папа, после операции требуется реабилитация... - начал, было, я.
        - Я тебя давно реабилитировал, сынок – тихо ответил отец.
 
Рейтинг: +9 212 просмотров
Комментарии (10)
Александр Джад # 20 августа 2023 в 19:55 +5
Хороший рассказ.
Влад Устимов # 24 февраля 2024 в 16:34 0
Благодарю за похвалу, Александр.
Александр Джад # 20 августа 2023 в 19:55 +5
Хороший рассказ.
Влад Устимов # 24 февраля 2024 в 16:34 0
Спасибо большое.
Irakli Khojashvili # 21 августа 2023 в 14:15 +4
Рассказ был бы, в общем-то, хороший, но впечатление испортила никчемушняя фраза "А по мне - так он просто еврей".
Очевидно, что сын сказал это о протоерее, который в действительности вряд ли был евреем, пусть и крещёным.
Значит, мальчик говорит осуждающе.
Откуда это осуждение могло возникнуть?
Почему такая фраза должна была родится в голове начитанного школьника из глухой, как видно,деревеньки?
Так сказать, "Что он Гекубе? Что ему Гекуба?" Чем ему-то насолили евреи?
И ведь это не удивило и не оскорбило родителя! Он только опасливо высказался:"Не напрасно ли ты, сынок с небом-то шутки шутишь?"
Отсюда можно сделать вывод, что , в общем-то, и отец придерживается таких же взглядов, а точнее, что более вероятно, сын просто высказался в том же духе, как , очевидно,и его отец (а может, и другие жители из его окружения. Не будем говорить о средствах массовой информации)
И уже нет симпатии к героям, хотя они и положительно характеризуются.Это может быть лишь очередным подтверждением, что и прекрасный профессионал,узкий специалист - может быть всего лишь ограниченным человеком со своей гнильцой.
Дочитываешь только потому, что интересно как и куда повернет автор сюжет,как и к какому итогу подвелет читателя, чтобы был понятен выбор названия рассказа.
А итог оказался предсказуемый и совсем не реабилитационный.
По крайней мере - для меня.
Влад Устимов # 24 февраля 2024 в 16:29 0
Я — поле, минами обложенное,
Туда нельзя, нельзя сюда.
Мне тратить мины не положено,
Но я взрываюсь иногда.
Мне надоело быть неискренним
И ездить по полю в объезд,
А заниматься только рысканьем
Удобных безопасных мест.
Мне надоело быть безбожником.
Пора найти дорогу в Храм.
Мне надоело быть заложником
У страха с свинством пополам.
Россия, где моё рождение,
Где мои чувства и язык,
Моё спасенье и мышление,
Всё, что люблю, к чему привык.
Россия, где мне аплодируют,
Где мой отец и брат убит.
Здесь мне подонки вслед скандируют
Знакомое до боли: «жид!!!»
И знаю, как стихотворение,
Где есть смертельная строфа,
Анкету, где, как преступление,
Маячит пятая графа.
Заполню я листочки серые,
На всё, что спросят, дам ответ,
Но, что люблю, во что я верую,
Там нет таких вопросов, нет!
Моя Россия, моя Родина,
Тебе я не побочный сын.
И пусть не всё мной поле пройдено,
Я не боюсь смертельных мин /В. Гафт/.
Людмила Комашко-Батурина # 23 августа 2023 в 00:05 +3
Мне рассказ понравился, хотя немного уводили в сторону красивые описания природы. Часто глубинка порождает таких самородков. Удачи автору!
Влад Устимов # 24 февраля 2024 в 16:36 0
Спасибо за поддержку, Людмила.
Ваше Замечание учту.
Сергей Шевцов # 26 августа 2023 в 18:26 +3
Разногласия между отцами и сыновьями случаются не редко, но, главное, чтобы по наследству передался внутренний стержень.
Влад Устимов # 24 февраля 2024 в 16:37 0
Стержень передался. Спасибо, Сергей.