Морис и Марчелло

 

Вот уже двенадцатый час к ряду Морис не мог положить кисть в воду, собираясь перед этим сделать свой первый мазок на картине с названием «садовые рыбки». Морис был необычный художник, если на острове вообще бывают «обычные». Перед тем как начать свою новую работу, он подолгу отбрасывал название за названием, ревностно подбирая имя своему детищу. Нередко бывало, что зачатию так и не суждено было свершиться. Тогда не теряя ни секунды, печаль стремительно развивалась в «художественную депрессию», увлекая за собой Мориса. В те дни он ходил к морю, подолгу дышал носом и морским воздухом, наводя тоску на кружащих над ним и над закатом муз. Бывало, что после мучительных родов, уже имеющее имя существо являлось на свет странным уродцем, спорящим со своим создателем о самой сути изобразительного искусства, нередко наводя обыкновенный ужас смелостью своих суждений. В такие минуты Морис ходил в гости к Марчелло, который, кстати сказать, и был часто густо тем «крестным отцом» его настоящих и будущих картин. «Садовых рыбок» он подсунул Морису в среду. Теперь был уже четверг, но то ли сада не было подходящего для рыбок, то ли рыбки были слишком капризны... Морис расхаживал по комнате с кистью словно заколдованный. Франческа, сестра Мориса нервно переворачивалась с боку на бок, слушая шаги страдающего в родах Мориса. Наконец она не выдержала и вежливо попросила Мориса отпустить рыбок в море и к черту. Схватив приготовленный для таких случаев плащ Морис выскочил из дома. Но куда было идти в половине третьего ночи?

Кисть с краской так и была в его руке, когда он, подчиняясь наклону улицы и знакомому для ног желанию, шёл на пляж. На небе было светло, отрезанная луна светила ярко. Лёгкий ветерок носил в себе чудесный запах ночи, не открывая секрета своего коктейля из ароматов. Впрочем, в этот раз явно солировал жасмин. На пляже на удивление было не так светло как в городе. Часть ночи уволокла луну за собой за скалы. Ветерок превратился в ветер, время от времени нападая на плащ Мориса с какой-то странной силой, словно желая сорвать с художника облачение. Однако само море было тихим. Это насторожило Мориса. Обыкновенно поднимающие свои шеи волны, отчего-то почти совсем их опустили, словно ветер был нездешним. Морис ранее такого несогласия не замечал. Ветер усиливался, тогда как море уж будто бы собралось спать. «Что за погода?» – Ещё не много и Морис услышал бы голоса сирен. Он попал в тёплые сети воображения сплетённые из голосов в монотонный шёпот прибоя. Морис взглянул на свою ладонь, в ней всё так же сидела кисть с краской.

Врождённая скромность и тактичность Мориса походила на мнительную и от того всегда тревожную даму. Иногда она столь тревожилась и предавалась такой мнительной сентиментальности, что от этого у самого Мориса без причины начинали трястись руки и мигать глаза. Вслед за мигающими глазами в действо врывались слёзы. Только того и добился он от нервозной синьоры своей за годы свиданий, что усилием совестного стыда научился в такие минуты сдерживать неприличный поток. Ему показалось, что этой ночью на пляже он невольно позволил себе стать грубым свидетелем чьей-то любовной встречи. Он даже увидел страдания этих существ, не могущих остаться наедине из-за него и его уродливой необразованности. Ему стало так неудобно, что он едва не закрыл лицо руками. Словно боясь потревожить чей-то чуткий сон, он в праведном напряжении осторожно опустил кисть с краской на гальку пляжа, а затем едва не на носках поспешил наверх по тропинке, стараясь не смотреть по сторонам. После минуты забытья в укоризненном стыде Морис услышал вдруг… женский смех, а затем и мужской голос. На встречу ему по лестнице спускалась пара. Через несколько ступеней попав под лунный свет, он узнал в мужчине Марчелло. Без единого слова Морис схватил Марчелло за руку и потащил в противоположную сторону. Женщина продолжала смеяться. Удивленный, но не сопротивляющийся Марчелло вдруг тоже засмеялся:

–Да что такое, что происходит? И что ты делаешь здесь в это…, в это время? – Молча пройдя несколько дивно немых ступеней и секунд Морис шепнул в ответ:

–Уйдём отсюда, пожалуйста.

– Э... нет, дружок. Давай-ка домой, поспи хоть немного, а завтра поговорим. – Марчелло знаком позвал свою спутницу и они молча отправились к Морису.

– Страх как пилюля, сначала сахар – это оболочка только, затем горечь (неприятный стыд от самообмана), но самое страшное – это польза…. Хотя…, всё лечение пилюлями в сущности своей – заблуждение! Кто будет «лечится» страхом, признаваясь самому себе, что влюблён в него до безумия? Лечить любовью от любви? Здесь не хватает парадокса. – Морис рассуждал вслух в онемевшей от изумления аудитории посетительниц парикмахерской. В этот самый момент в двери салона вошёл Марчелло. Он мгновенно определил место нахождения бедных красавиц, пришедших к своим феям перевоплощения, а попавших на «свидание» к Морису и понял, что остаток ночи друг его провёл в мучительной охоте за пугающимися тенями на пустом холсте.

Марчелло поспешил вставить слово в это завертевшееся не туда колесо:

– Дорогой Морис, не кажется ли тебе, что ты никого не удивляешь, кроме своих несчастий? –дамы расслабились и заулыбались.

Морис был красив, как…, у каждой на этот счёт имелось своё мнение, а ещё богат, богат, богат, чертовски богат, тут мнения определённо сходились.

– Ты, мой дорогой –  Марчелло впал в лёгкую меланхолию. – Ты не понимаешь любовь, а это… – Марчелло деланно задумался, взяв себя за подбородок – это, это преступление! – И не дав никому опомнится Марчелло продолжил. – Страх и любовь говоришь? Кто из нас не любит так женщин, как люди любят Бога! И кто, ответь мне, пожалуйста, его не боится, а? – Поначалу Морис открыл даже рот, пребывая всё ещё в своих тонких слоях, но вместо этого, он отвёл глаза и фыркнул в сторону Марчелло. – Во Франции есть такая поговорка: «женщина — это бог не знающий атеизма». Они нас носят под сердцем, кормят собственным телом, носят на руках, ласкают, защищают и греют. Затем становятся нашими жёнами и матерями наших детей. Мы зависим от них возможно даже больше чем… чем они от нас. Кто может посчитать, вывести процентное соотношение, кто кому нужней? И кто от кого зависит? – Это могло сорвать аплодисменты, будь у женщин свободными от маникюра руки. Несмотря на отсутствие хлопков Марчелло поклонился на все четыре стороны, положив руку на сердце.

– Всё это можно решить, найти формулы и доказать в разуме! но… не в истине, гм истина немного всё же больше разума и головы, в которую она приходит… – Морис задумался. – Это говорит мой извращённый богатым опытом ум….

– Знания не на своём месте могут быть также вредны, как и неведение. Но неведение может быть даже полезным, так как оно в сути своей логической должно быть бездейственным. А вот знания, те будут стремиться разрушать, потому, что не «узнают» своего места! – В разговор вклинилась Натали, как бы невзначай не поднимая головы и продолжая разукрашивать длинные ногти дамы с высокой причёской. – Кроме того, знания должны быть благодатью – даром, дающееся слепому, но при благодарности способное дать прозрение…. А некоторые мысли пытаются мимикрировать под эти самые знания, на что угодно не годные…, но на подлость готовые… всегда. – Натали глубоко вздохнула и взяла другую кисть дамы в заложники. – Да и вообще, зачем богу давать тебе то, что у тебя есть, учить тебя тому, что ты умеешь, и делать то, что ты можешь? – Это уже был явный перебор для наивных слушательниц, пришедших к местным феям за красотой и пикантными новостями, а попавших на философские диспуты.

«Какая она красивая», Морис смотрел на Натали, её зелёно-голубые глаза цвета океана казались Морису бездонными и такими полными тайных знаний, он попытался опустить глаза и… не мог отвести взгляд от груди Натали. «Она же была ещё недавно совсем ребёнком, я её совсем не замечал. А ведь она меня младше на каких-то 6 лет» Морис сначала побледнел, а затем покраснел в желании скрыться невидимкой от зорких и всевидящих глаз опытных дам, его тело не хотело подчиняться приказам. Но как ни странно, никто кроме Марчелло не заметил, трансформации тела Мориса и что он стоит как в оцепенении, не в состоянии отвести взгляда. Марчелло понял, что друг нуждается в скором спасении и, не дав публике остыть, произнёс выпихивая Мориса за двери:

– Я люблю тебя больше…, чем твоё поведение…

Выйдя из салона Морис кинул молчаливое спасибо за спасение Марчелло и очень быстро, почти бегом отправился в сторону дома.
 

На следующий день, ближе к полудню Марчелло уже сидел на веранде Мориса и попивая холодный лимонад обсуждал приключение с Франческа. Они оба в нетерпении ожидали появления Мориса. Морис в моменты особого вдохновения закрывался в своей студии, и никто не смел его беспокоить до тех самых пор, пока он сам не выползал из неё удовлетворённый и уставший. Все отлично понимали, что грозит субъекту, посмевшему нарушить спокойствие хрупкой и изменчивой музы Мориса.

Таким нарушителем однажды стал Морчелло, навсегда запомнивший этот опыт: в один из дней он со своей врождённой непринуждённостью взял с блюдца около двери ключи и открыл дверь. Следующие полтора часа его ждала лекция (монолог Мориса) о необходимости такта и понимания, кто такие художники и что означает закрытая дверь. Поэтому даже если Морис не выходил сутки из студии, все желающие общения иногда даже с нетерпение ожидали его появления на веранде.

Взъерошенный и совершенно довольный Морис влетел на веранду и залпом выпил стакан лимонаду:

– Я закончил, я свободен и у меня есть неотложные дела. – Марчелло показалось, что он вот-вот увидит крылья за спиной у Мориса.

Марчелло и Франческа поспешили в студию, а Морис накинул плащ и поспешил удалиться.

Они стояли в студии напротив картины с приоткрытыми ртами не в силах отвести взгляд. Из картины на них смотрела Натали своими невероятными глазами полными океанских вод. Воды в глазах Натали казались, или нет! были живыми. Они отражали солнечный свет, бросая блики на жаждущих зрителей, и нежно убаюкивали своими неторопливыми волнами. Марчелло взял Франческу за руки и посмотрел в глаза, она обняла его и заплакала. Это были слёзы радости которой, в отличии от Марчелло она ещё не могла понять. Что-то изменилось в них обоих, и это что-то явно было только началом.

В это время Морис в цветочном магазине раздумывал, какого цвета фиалки больше понравятся Натали. Покупку срезанных цветов в подарок он отмёл сразу: «Конечно только живые могут нравиться ей!» так рассудил Морис и не ошибся.

Через десять минут он был уже в салоне. Натали листала журнал, её клиентка заболела и у Натали был внеплановый перерыв. Морис с горшком в руках и решительным взглядом подошёл к Натали. Все в салоне ждали шоу, Натали была «убеждённой холостячкой», по крайней мере так её называли местные ухажёры и их мамы. Но посетители были жестоко разочарованы, Натали не дала Морису произнести ни слова. Она взяла горшок, поставила его на подоконник и сказала:

– Спасибо. У меня перерыв, пойдём выпьем по чашечке чего-нибудь! – Морис кивнул и они вышли.

Уже сидя за столиком, Морис без всяких предисловий просто предложил все то, что может предложить влюбленный мужчина женщине. И на удивление всех, не считая самого Мориса, получил согласие:

– Конечно же ДА! – Ответила Натали. – Я уже начала думать, что это случится когда у меня появятся первые морщины, – с улыбкой сказала Натали. Морис не смог скрыть удивление.

– А с чего ты взяла, что это вообще когда-нибудь будет?

– Мне Бог сказал.

– Тебе сказал Бог? – переспросил Морис.

– Да. Я тогда ещё совсем ребёнком была, – Натали задумалась, – мне было лет шесть наверное.

– Как же он сказала тебе это? – Морис в недоумении смотрел на свою прекрасную и любимую женщину.

– Молча… – ответила Натали.

Через месяц праздновали сразу две свадьбы. Морис и Натали были одеты в светло лиловые тона. А Марчелло и Франческа как восходящее солнце над туманом в белые золотые.