Серый пес

29 января 2012 - Марина Разумова

 

Маленький городской дворик .
-Эй, Андрюха, у Маруськиного дома собаки дерутся, побежали смотреть! – крикнул набегу один пацан другому, угрюмо сидевшему под крышей- грибком.
Аза дралась с ожесточением. Тоска и голод сделали ее тело поджарым, кости торчали наружу, шерсть была взлохмаченной и тусклой. Уже было разорвано ухо наполовину, прокушена лапа, губы в клочьях. До их пор Аза все еще не давала себя подмять, но силы ее покидали. Рыжей тоже досталось. Кровью был залит весь снег под ними и вокруг них. Совсем недавно , когда была жива хозяйка, Аза проходила мимо рыжей, не замечая ее и та не смела даже приблизиться. Тогда Аза была красивой холеной овчаркой волчьей масти. Теперь она была заброшенная, так как переселилась в конуру старую и дырявую. Раньше Азу держали дома. Хозяйка водила ее на площадку, учить всяким разным собачьим наукам. И тогда все было хорошо, все ладилось. Теперь все изменилось, хозяин не замечал собаку, а чужая женщина старалась чем-нибудь досадить Азе. Первый скандал произошел, когда гостья надела хозяйкину жакетку, несмотря на грозное рычание Азы. И тогда Аза укусила ее, а хозяин жестоко избил собаку. Ее выпроводили во двор, в конуру, посадили на цепь. Жизнь стала еще тоскливее. Хуже всего было с едой. Хозяин часто забывал покормить Азу, и она целыми днями сидела без еды. Не в силах сдержать тоску и голод, собака стала выть по ночам. И ее били за это. Аза стала угрюмой, злой. К себе подпускала только хозяина, да еще соседских мальчишек Кольку с Андрюхой, которые тайком совали ей уворованные куски. Иногда они отпускали ее побегать. Аза бежала на пустыри, где была свалка, разрывала лапами мусор, надеясь найти еду. Сегодня Колька тоже тайком выпустил Азу, и она порывшись в бачке, нашла заплесневелый замерзший батон. Аза принесла батон домой , чтобы спокойно заняться ею в конуре. Тут рыжая и набросилась на нее…. Мальчишки стояли кольцом вокруг собак, свистя и улюлюкая.. Наконец, Рыжей все-таки удалось сбить Азу, она подмяла ее под себя, добралась до горла. Андрюшка, не ожидавший такого исхода, схватился за палку и так отходил Рыжую, что она и огрызнуться не успела - скрылась в своей подворотне. Андрюха смотрел как едва живая аза, припадая на прокушенную лапу, униженная, потащилась в свою конуру, зализывать раны. На окровавленном снегу остался лежать забытый батон. Наступила ночь. Аза свернулась в клубок, закрыла глаза и может быть подумала, что жизнь ее кончена, не стоит того, чтобы бороться. Среди ночи почему –то вышел из подъезда Андрюшка в ветхом пальтишке. Сел рядом с будкой. Он положил Азе кусок хлеба : «На ешь, больше нет .ничего…» Его окно на пятом этаже горело, видна была даже лампочка, висящая на длинном проводе. Оттуда доносились какие-то крики. Холод пронизывал до костей. Кругом стужа, ночь и никакого просвета…..
Я проснулся будто от какого-то толчка. В комнате было уже светло. На кухне слышен был шум воды, звон посуды. В дверях появилась она.
- Привет, солнышко! Петушок уже пропел! – в руках было полотенце.
Господи, опять эта женщина! Я с тупым равнодушием смотрел на это блондинистое создание с курносым носом, короткими ножками, в махровом халате с расстегнутыми пуговицами. Что она здесь делает? Хотя, конечно, я сам вчера пригласил ее.
- Ты можешь когда-нибудь помолчать? – зло сказал я, вставая с постели.
- Котик, ну что опять случилось?- она обняла меня за шею своими мягкими вечно мокрыми руками.
- Ничего. – я бросил ее руки, словно лапы обезьяны.
- Я ведь люблю тебя, - мерзко проныла она.
Неужели подобные создания могут любить? Я прошел на кухню, налил себе чай. Хотелось просто молчать. И чтоб все вокруг молчали. Она села рядом, уставилась своими кукольными глазками. Я едва терпел. Вынесла мне мою форму. Я облачился в нее, посмотрел в зеркало. Отличный мент, просто замечательный , готовый служить во благо Отечеству. Я ненавижу эту форму, ненавижу в ней все – от нашивок до пуговиц. Я ненавижу ментов- с того самого дня: 6 января 1988 года. … И еще я ненавижу женщин… Игривых кошечек, тряпичниц и мещанок, идиоток-феминисток, заумных очкарок, богемных шлюх, красоток, ищущих мужей по богаче. .. Всех вместе. Впрочем как и мужчин- слабовольных подкаблучников, тупорылых бизнесменов, влюбленных «ромэо»… И сегодня я хочу покончить со всем этим…. Я вышел на улицу. Мороз. Поднял воротник, зашагал в сторону метро… В вагоне давка, чертов час пик, на остановке входит какая-то черноволосая женщина в платке с большим тюком. Вот спасибо тебе, народу резко поубавилось- толпа ломанулась к выходу. …. Желтые собачьи глаза… Почему всю жизнь меня преследуют они? Иногда мне кажется, что за всю жизнь, я любил только ее – серую суку Азу. Мне было по-настоящему тепло в ее дырявой конуре. Хотя еще я любил своего отца алкоголика.. Я прощал ему все. В разгар гулянок мы сидели с Азой под столом, обнявшись ждали, когда все стихнет , чтоб потом вылезти и собрать объедки со стола. Утром отец жалел меня, гладил по голове и говорил, что скоро все изменится. Он рассказывал в сотый раз, как воевал в Афгане, как он с товарищами принимал неравный бой. Я знал, что он никогда не был там, у него была инвалидность с детства. Но я и вида не подавал, что не верю. Потом он врубал пластинку «Идет охота на волков, плакал пьяными слезами , отправлял меня в школу. Я доходил до школы, останавливался неподалеку, смотрел на идущих за ручку с папами и мамами учеников и меня охватывал ужас. Я не мог туда идти. И не потому что не хотел, а именно не мог. Я болтался по городу до двух-трех часов дня, а если шел дождь прятался в беседке на детской площадке. Я даже завел школьный дневник, аккуратно заполнял его, переписывая школьное расписание. Сам ставил себе оценки красными чернилами, только пятерки. Иногда совал дневник пьяному отцу, тот брал дневник, тыкал им в синие физиономии собутыльников с криком: «Вот как сын у меня учится! Не то что вы! Он у меня профессором будет!» Я удивлялся как он не замечает подвоха. И когда все это закончится и раскроется моя ложь? И однажды все кончилось. Вечером в канун Рождества к нам явился милицейский наряд с проверкой. К тому времени поступила информация, что я не появляюсь в школе, но дело было даже не в этом. У моего отца были настоящие «Золотые руки» по части техники. Собственно этим мы и жили. К отцу постоянно приносили неисправные бытовые приборы, в том числе и краденые. У отца были и клиенты постоянные Витька с Левкой, они все время притаскивали «свеженькие» магнитофоны и видики. Скорее всего отца заложил кто-то из своих дружков-собутыльников, отец всегда был весь нараспашку, ничего не утаивал. Отцу заломили руки назад, надели наручники. И вот тут на помощь пришла наша бедная Аза. Мощным прыжком она сбила тщедушного сержантика, повалила на пол. Этим она подписала себе приговор. Два коротких выстрела – и моей собаки больше не было. И я закричал, наверное, крик мой был похож на звериный, только животные могут кричать так страшно и дико. Я вцепился зубами в кисть руки убийцы, ощущая отвратительный терпко-соленый вкус крови. Он пытался сбросить меня, но я только сильнее сжимал челюсти. Во мне проснулся глухой первородный зов природы. Только когда меня швырнули головой об стенку, я разжал челюсти, мешком рухнув на пол……
Я вышел из метро на проспект. До неприличия ясный солнечный день стоял на улице. «Издеваешься?» - буркнул я небу. Сел в маршрутку, ехать мне было ох как далеко, на окраину города….
Мое детдомовское детство прошло ровно как полотно железной дороги. Я никуда не убегал, не курил, тупо ходил на занятия. Меня даже не били другие пацаны, потому что я был никем, серой мышью, можно сказать, что меня вообще не существовало. Несмотря на мое мнимое прилежание, учителя не любили меня, потому что я был словно амеба безвольная и безропотная. Я всегда сидел на последней парте в классе, а спать любил под кроватью, накидав туда белье, только чтоб меня никто не видел. Воспитатели пытались выбить из меня это странное пристрастие, но потом отстали – бесполезно. Иногда глухой ночью, когда все спали, я шел тихо в столовую, брал нож и яростно втыкал его раз сто в пол. При этом я входил в такой экстаз, что мне казалось, что я не просто вонзаю этот нож в пол, а совершаю акт непонятного даже мне правосудия. … Уже выйдя из детдома, я узнал, что отец мой умер много лет назад в тюремной больнице от воспаления легких. Я пару раз ездил к нему на могилу – убогое место с номером. Я ничего не почувствовал – ни тоски, ни горя, ни жалости. Через несколько минут я ушел оттуда. Точно так же я никогда не плакал о матери, хотя ее я вообще не помнил. Отец говорил, что она утонула в море, когда мне было три года. Вернее не то чтобы не помнил… Иногда в памяти мелькал какой-то женский силуэт в легком летнем платье в горошек и запах клубники. Вот она протягивает мне игрушку – лошадку на колесиках. Я беру игрушку, бегу с ней по каким-то грядкам, на меня налетает огромная псина, я начинаю реветь, мать подхватывает меня на руки… Кажется, мы когда-то снимали дачу, но где это было я не помню….Было ли?...

Приехал. Выхожу из маршрутки. Вон и знакомая вышка, виднеется высокий забор, обтянутый колючей проволокой. Прохожу контроль, предъявляю удостоверение, равнодушно раздаю «приветы». В здании жарища, в камерах просто душегубка. Иду на свой пост, меняюсь с напарником Мишкой, плюхаюсь на стул. Тюремный повар везет тачку с тарелками серой бурды. Закрываю окошко, идем дальше….
Я закончил детдомовскую школу, поступил в юридический лицей, пришел сюда. И все эти годы меня преследовала абсолютная пустота, вакуум, находиться в котором было невыносимо. У меня не было друзей. Вообще совсем не было. Иногда я сходился с кем-то, на каком-то этапе они уходили от меня. Женщин я подбирал себе самых непотребных, чтоб без претензий по утрам. Меня корежило словно от электротока, когда мне говорили про любовь. Я не воспринимал ее как факт. Конечно, я иногда заглядывался на хорошеньких девчонок, но это было скорее на подсознательном уровне, потому что я тут же одергивал себя и говорил сам себе: «Оно тебе надо?» Рядом со мной всегда была какая-нибудь мартышка, с радостью варящая мне щи и гладящая рубашку, которую я потом легко выгонял и поселял новую. Я не радовался и не плакал. Один раз я затрясся вдруг в беззвучных рыданиях, увидев лежащую на обочине дороги мертвую серую собаку. И слезы мои были будто и не о ней, а о чем-то безвозвратно ушедшем, чистом, но навсегда для меня потерянном. Это была только собака, сбитая машиной, но мне казалось, что это сбили меня. Раздавили, переехали колесами и равнодушно отбросили в сторону. …
Я все рассчитал. Зэков выводят на прогулку в 15 часов. Мой напарник Серега остается охранять пятую камеру. Последнего идущего зэка я заберу сам, якобы на медосмотр по плохому состоянию здоровья. Этим последним зэком будет 20-летний бывший студент экономического института Александр Зайцев, осужденный на 20 лет строгого режима за поджег квартиры, повлекший за собой смерть 5 человек и полное уничтожение огнем жилого дома. По иронии судьбы в той самой квартире жил ушедший в запас майор милиции Олег Исаев, когда-то пришедший в нашу квартиру. Он сгорел вместе со своей семьей. Нет, я не испытал ни малейшего чувства злорадства или облегчения. Я просто понял, что сделан первый шаг, а если так, то должен последовать второй. Второй сделаю я сам. …. В 15 часов заключенных под конвоем вывели во внутренний двор. Тщедушный студент на мою радость от прогулки отказался. Он скрючился на нарах на вонючей грязной простыни. Температура в камере шкалила к +40С. Я пинком вывел его в коридор. Идем. Прошли первый пост.
- Стойте , куда?
- Следователь к пяти часам вызывал для пересмотра дела.
Прошли. Все нормально. Следующий пост.
- Какой еще следователь? Где документы? Пойдем-ка разберемся.
Мы идем следом за толстым Виктором Сергеевичем, его потная шея отвратительно лоснится на солнце. Я достаю пистолет с глушителем, нацеливаю в голову, отворачиваюсь, нажимаю курок. Можно повернуться: обмякшее тело грузно распласталось на земле.
- Идем, - я толкаю ошалевшего студента дулом пистолета.
Мы почти бежим. Залаяли собаки. Рыжая Найда, почуяв запах чужака, оскалив зубы, хрипит от злости. Я никогда не выстрелю в собаку, поэтому на явный риск мы бежим бегом под бешеный лай собак, бросающихся на сетки вольеров. Мне навстречу выскакивает Славка: «Стойте, куда?!!!» Я не могу раздумывать. Прости, стреляю. Мы почти у цели. Свои выстрелы я не ощущаю всерьез, я как будто нажимаю клавиши компьютерной игры, виртуальная фигура падает, я бегу дальше. Мы выбрались. Все-таки засекли, орет сирена с вышки, снайпер открывает огонь. Мимо, мимо…Я выбиваю локтем окно черной «Волги» Виктора Сергеевича на тюремной стоянке., открываю дверь. Мы садимся в машину. Машина мчится по шоссе, как ни странно за нами еще нет погони.
- Вы меня убьете? – тихо спрашивает студент.
Я зло смеюсь в ответ, замечаю, что руки трясутся на руле… Вот и все… Я смотрю на счетчик- бензин на исходе. Впереди лесополоса… Я круто сворачиваю в лес, останавливаюсь.
- Выходи, приехали, - говорю я студенту.
- Куда мне теперь идти?
Я протягиваю ему паспорт на имя Волкова Николая Васильевича и билет на Франкфурт. Он ошарашено смотрит на меня.
- Чего уставился? Давай, вали. У тебя мало времени, самолет через два часа. Иди, лови попутку, здесь до аэропорта пол-часа езды. Ах, да, забыл, - я снимаю ментовскую форму, под ней у меня довольно приличный свитер, я протягиваю его студенту. Под ментовские брюки я тоже предусмотрительно одел джинсы, которые я тоже сую ему.
- Давай, одевайся быстрей. И не пытайся сообразить , в чем дело. Я вовсе не твой благодетель и на тебя мне вообще наплевать.. Я ведь знаю, ты поджёг ментовскую квартиру просто так, по пьяни, и тебе было наплевать, кто в ней жил. Но ты сделал волей случая мое дело. А теперь вали! Вали, я сказал!
- Меня ведь все равно поймают…
- Ну, брат, это уже твои проблемы. Старайся, чтоб не словили.
- А вы?
- Это уже не твоего ума дело. Проваливай !
Он испуганно захлопал глазами, и пятясь осторожно пошел в сторону шоссе. Я вернулся в машину, закрыл двери, горючего было почти на нуле, но было совсем чуть-чуть чтобы… Я чиркнул зажигалкой, поджег провода. Едкий запах ударил в глаза . Ну вот и все, сейчас все кончится. Наверное, я все узнаю. Что узнаю… Встречусь с Богом? Где он, Бог…Его придумали люди от собственной слабости, чтоб было кого просить помощи. И чтоб умирать было не так страшно… И этот солнечный день! Хоть бы грянул гром, сверкнула молния и небо почернело. Но нет – чистое, голубое небо, ни облачка. Сегодня я стал убийцей, но вокруг ничего не изменилось. Говорят, что в последние минуты жизни все прошлое калейдоскопом проносится перед глазами. Но у меня в голове возникали какие-то непонятные обрывки мыслей: вон дерево разлапистое , под ним бумажки, бутылки. Кто-то наверное, устроил пикничок. Я живо вообразил эту компанию с гитарами, водкой… Черт, что за бред. Машину потряхивало, уже заполыхало впереди. Сейчас лопнут стекла. еще немного, дышать все тяжелее. Я закрыл глаза и стал медленно считать, пытаясь сосредоточиться на числах. Внезапно я почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Меня охватил ужас, я боялся открыть глаза. Продолжал считать, но сила этого взгляда становилась невыносимой. Стало нечем дышать, передглазами забегали красно-зеленые звездочки. И я открыл глаза, боясь их поднять, сначала посмотрел на гудящее пламя, осторожно скосил взгляд в сторону. Неподалеку на пригорке сидела серая овчарка и пристально на меня смотрела. Я спокойно встал, вышел из машины, подошел к ней. Машина полыхнула, взорвались баки. Равнодушно, как во сне я смотрел на языки пламени и клубы черного дыма. Собака встала, направилась по тропинке, проложенной грибниками. Она не обращала на меня никакого внимания, занимаясь своими собачьими делами. Я пошел за ней , до конца не осознавая – умеряя только что или родился……

© Copyright: Марина Разумова, 2012

Регистрационный номер №0020351

от 29 января 2012

[Скрыть] Регистрационный номер 0020351 выдан для произведения:

 

Маленький городской дворик .
-Эй, Андрюха, у Маруськиного дома собаки дерутся, побежали смотреть! – крикнул набегу один пацан другому, угрюмо сидевшему под крышей- грибком.
Аза дралась с ожесточением. Тоска и голод сделали ее тело поджарым, кости торчали наружу, шерсть была взлохмаченной и тусклой. Уже было разорвано ухо наполовину, прокушена лапа, губы в клочьях. До их пор Аза все еще не давала себя подмять, но силы ее покидали. Рыжей тоже досталось. Кровью был залит весь снег под ними и вокруг них. Совсем недавно , когда была жива хозяйка, Аза проходила мимо рыжей, не замечая ее и та не смела даже приблизиться. Тогда Аза была красивой холеной овчаркой волчьей масти. Теперь она была заброшенная, так как переселилась в конуру старую и дырявую. Раньше Азу держали дома. Хозяйка водила ее на площадку, учить всяким разным собачьим наукам. И тогда все было хорошо, все ладилось. Теперь все изменилось, хозяин не замечал собаку, а чужая женщина старалась чем-нибудь досадить Азе. Первый скандал произошел, когда гостья надела хозяйкину жакетку, несмотря на грозное рычание Азы. И тогда Аза укусила ее, а хозяин жестоко избил собаку. Ее выпроводили во двор, в конуру, посадили на цепь. Жизнь стала еще тоскливее. Хуже всего было с едой. Хозяин часто забывал покормить Азу, и она целыми днями сидела без еды. Не в силах сдержать тоску и голод, собака стала выть по ночам. И ее били за это. Аза стала угрюмой, злой. К себе подпускала только хозяина, да еще соседских мальчишек Кольку с Андрюхой, которые тайком совали ей уворованные куски. Иногда они отпускали ее побегать. Аза бежала на пустыри, где была свалка, разрывала лапами мусор, надеясь найти еду. Сегодня Колька тоже тайком выпустил Азу, и она порывшись в бачке, нашла заплесневелый замерзший батон. Аза принесла батон домой , чтобы спокойно заняться ею в конуре. Тут рыжая и набросилась на нее…. Мальчишки стояли кольцом вокруг собак, свистя и улюлюкая.. Наконец, Рыжей все-таки удалось сбить Азу, она подмяла ее под себя, добралась до горла. Андрюшка, не ожидавший такого исхода, схватился за палку и так отходил Рыжую, что она и огрызнуться не успела - скрылась в своей подворотне. Андрюха смотрел как едва живая аза, припадая на прокушенную лапу, униженная, потащилась в свою конуру, зализывать раны. На окровавленном снегу остался лежать забытый батон. Наступила ночь. Аза свернулась в клубок, закрыла глаза и может быть подумала, что жизнь ее кончена, не стоит того, чтобы бороться. Среди ночи почему –то вышел из подъезда Андрюшка в ветхом пальтишке. Сел рядом с будкой. Он положил Азе кусок хлеба : «На ешь, больше нет .ничего…» Его окно на пятом этаже горело, видна была даже лампочка, висящая на длинном проводе. Оттуда доносились какие-то крики. Холод пронизывал до костей. Кругом стужа, ночь и никакого просвета…..
Я проснулся будто от какого-то толчка. В комнате было уже светло. На кухне слышен был шум воды, звон посуды. В дверях появилась она.
- Привет, солнышко! Петушок уже пропел! – в руках было полотенце.
Господи, опять эта женщина! Я с тупым равнодушием смотрел на это блондинистое создание с курносым носом, короткими ножками, в махровом халате с расстегнутыми пуговицами. Что она здесь делает? Хотя, конечно, я сам вчера пригласил ее.
- Ты можешь когда-нибудь помолчать? – зло сказал я, вставая с постели.
- Котик, ну что опять случилось?- она обняла меня за шею своими мягкими вечно мокрыми руками.
- Ничего. – я бросил ее руки, словно лапы обезьяны.
- Я ведь люблю тебя, - мерзко проныла она.
Неужели подобные создания могут любить? Я прошел на кухню, налил себе чай. Хотелось просто молчать. И чтоб все вокруг молчали. Она села рядом, уставилась своими кукольными глазками. Я едва терпел. Вынесла мне мою форму. Я облачился в нее, посмотрел в зеркало. Отличный мент, просто замечательный , готовый служить во благо Отечеству. Я ненавижу эту форму, ненавижу в ней все – от нашивок до пуговиц. Я ненавижу ментов- с того самого дня: 6 января 1988 года. … И еще я ненавижу женщин… Игривых кошечек, тряпичниц и мещанок, идиоток-феминисток, заумных очкарок, богемных шлюх, красоток, ищущих мужей по богаче. .. Всех вместе. Впрочем как и мужчин- слабовольных подкаблучников, тупорылых бизнесменов, влюбленных «ромэо»… И сегодня я хочу покончить со всем этим…. Я вышел на улицу. Мороз. Поднял воротник, зашагал в сторону метро… В вагоне давка, чертов час пик, на остановке входит какая-то черноволосая женщина в платке с большим тюком. Вот спасибо тебе, народу резко поубавилось- толпа ломанулась к выходу. …. Желтые собачьи глаза… Почему всю жизнь меня преследуют они? Иногда мне кажется, что за всю жизнь, я любил только ее – серую суку Азу. Мне было по-настоящему тепло в ее дырявой конуре. Хотя еще я любил своего отца алкоголика.. Я прощал ему все. В разгар гулянок мы сидели с Азой под столом, обнявшись ждали, когда все стихнет , чтоб потом вылезти и собрать объедки со стола. Утром отец жалел меня, гладил по голове и говорил, что скоро все изменится. Он рассказывал в сотый раз, как воевал в Афгане, как он с товарищами принимал неравный бой. Я знал, что он никогда не был там, у него была инвалидность с детства. Но я и вида не подавал, что не верю. Потом он врубал пластинку «Идет охота на волков, плакал пьяными слезами , отправлял меня в школу. Я доходил до школы, останавливался неподалеку, смотрел на идущих за ручку с папами и мамами учеников и меня охватывал ужас. Я не мог туда идти. И не потому что не хотел, а именно не мог. Я болтался по городу до двух-трех часов дня, а если шел дождь прятался в беседке на детской площадке. Я даже завел школьный дневник, аккуратно заполнял его, переписывая школьное расписание. Сам ставил себе оценки красными чернилами, только пятерки. Иногда совал дневник пьяному отцу, тот брал дневник, тыкал им в синие физиономии собутыльников с криком: «Вот как сын у меня учится! Не то что вы! Он у меня профессором будет!» Я удивлялся как он не замечает подвоха. И когда все это закончится и раскроется моя ложь? И однажды все кончилось. Вечером в канун Рождества к нам явился милицейский наряд с проверкой. К тому времени поступила информация, что я не появляюсь в школе, но дело было даже не в этом. У моего отца были настоящие «Золотые руки» по части техники. Собственно этим мы и жили. К отцу постоянно приносили неисправные бытовые приборы, в том числе и краденые. У отца были и клиенты постоянные Витька с Левкой, они все время притаскивали «свеженькие» магнитофоны и видики. Скорее всего отца заложил кто-то из своих дружков-собутыльников, отец всегда был весь нараспашку, ничего не утаивал. Отцу заломили руки назад, надели наручники. И вот тут на помощь пришла наша бедная Аза. Мощным прыжком она сбила тщедушного сержантика, повалила на пол. Этим она подписала себе приговор. Два коротких выстрела – и моей собаки больше не было. И я закричал, наверное, крик мой был похож на звериный, только животные могут кричать так страшно и дико. Я вцепился зубами в кисть руки убийцы, ощущая отвратительный терпко-соленый вкус крови. Он пытался сбросить меня, но я только сильнее сжимал челюсти. Во мне проснулся глухой первородный зов природы. Только когда меня швырнули головой об стенку, я разжал челюсти, мешком рухнув на пол……
Я вышел из метро на проспект. До неприличия ясный солнечный день стоял на улице. «Издеваешься?» - буркнул я небу. Сел в маршрутку, ехать мне было ох как далеко, на окраину города….
Мое детдомовское детство прошло ровно как полотно железной дороги. Я никуда не убегал, не курил, тупо ходил на занятия. Меня даже не били другие пацаны, потому что я был никем, серой мышью, можно сказать, что меня вообще не существовало. Несмотря на мое мнимое прилежание, учителя не любили меня, потому что я был словно амеба безвольная и безропотная. Я всегда сидел на последней парте в классе, а спать любил под кроватью, накидав туда белье, только чтоб меня никто не видел. Воспитатели пытались выбить из меня это странное пристрастие, но потом отстали – бесполезно. Иногда глухой ночью, когда все спали, я шел тихо в столовую, брал нож и яростно втыкал его раз сто в пол. При этом я входил в такой экстаз, что мне казалось, что я не просто вонзаю этот нож в пол, а совершаю акт непонятного даже мне правосудия. … Уже выйдя из детдома, я узнал, что отец мой умер много лет назад в тюремной больнице от воспаления легких. Я пару раз ездил к нему на могилу – убогое место с номером. Я ничего не почувствовал – ни тоски, ни горя, ни жалости. Через несколько минут я ушел оттуда. Точно так же я никогда не плакал о матери, хотя ее я вообще не помнил. Отец говорил, что она утонула в море, когда мне было три года. Вернее не то чтобы не помнил… Иногда в памяти мелькал какой-то женский силуэт в легком летнем платье в горошек и запах клубники. Вот она протягивает мне игрушку – лошадку на колесиках. Я беру игрушку, бегу с ней по каким-то грядкам, на меня налетает огромная псина, я начинаю реветь, мать подхватывает меня на руки… Кажется, мы когда-то снимали дачу, но где это было я не помню….Было ли?...

Приехал. Выхожу из маршрутки. Вон и знакомая вышка, виднеется высокий забор, обтянутый колючей проволокой. Прохожу контроль, предъявляю удостоверение, равнодушно раздаю «приветы». В здании жарища, в камерах просто душегубка. Иду на свой пост, меняюсь с напарником Мишкой, плюхаюсь на стул. Тюремный повар везет тачку с тарелками серой бурды. Закрываю окошко, идем дальше….
Я закончил детдомовскую школу, поступил в юридический лицей, пришел сюда. И все эти годы меня преследовала абсолютная пустота, вакуум, находиться в котором было невыносимо. У меня не было друзей. Вообще совсем не было. Иногда я сходился с кем-то, на каком-то этапе они уходили от меня. Женщин я подбирал себе самых непотребных, чтоб без претензий по утрам. Меня корежило словно от электротока, когда мне говорили про любовь. Я не воспринимал ее как факт. Конечно, я иногда заглядывался на хорошеньких девчонок, но это было скорее на подсознательном уровне, потому что я тут же одергивал себя и говорил сам себе: «Оно тебе надо?» Рядом со мной всегда была какая-нибудь мартышка, с радостью варящая мне щи и гладящая рубашку, которую я потом легко выгонял и поселял новую. Я не радовался и не плакал. Один раз я затрясся вдруг в беззвучных рыданиях, увидев лежащую на обочине дороги мертвую серую собаку. И слезы мои были будто и не о ней, а о чем-то безвозвратно ушедшем, чистом, но навсегда для меня потерянном. Это была только собака, сбитая машиной, но мне казалось, что это сбили меня. Раздавили, переехали колесами и равнодушно отбросили в сторону. …
Я все рассчитал. Зэков выводят на прогулку в 15 часов. Мой напарник Серега остается охранять пятую камеру. Последнего идущего зэка я заберу сам, якобы на медосмотр по плохому состоянию здоровья. Этим последним зэком будет 20-летний бывший студент экономического института Александр Зайцев, осужденный на 20 лет строгого режима за поджег квартиры, повлекший за собой смерть 5 человек и полное уничтожение огнем жилого дома. По иронии судьбы в той самой квартире жил ушедший в запас майор милиции Олег Исаев, когда-то пришедший в нашу квартиру. Он сгорел вместе со своей семьей. Нет, я не испытал ни малейшего чувства злорадства или облегчения. Я просто понял, что сделан первый шаг, а если так, то должен последовать второй. Второй сделаю я сам. …. В 15 часов заключенных под конвоем вывели во внутренний двор. Тщедушный студент на мою радость от прогулки отказался. Он скрючился на нарах на вонючей грязной простыни. Температура в камере шкалила к +40С. Я пинком вывел его в коридор. Идем. Прошли первый пост.
- Стойте , куда?
- Следователь к пяти часам вызывал для пересмотра дела.
Прошли. Все нормально. Следующий пост.
- Какой еще следователь? Где документы? Пойдем-ка разберемся.
Мы идем следом за толстым Виктором Сергеевичем, его потная шея отвратительно лоснится на солнце. Я достаю пистолет с глушителем, нацеливаю в голову, отворачиваюсь, нажимаю курок. Можно повернуться: обмякшее тело грузно распласталось на земле.
- Идем, - я толкаю ошалевшего студента дулом пистолета.
Мы почти бежим. Залаяли собаки. Рыжая Найда, почуяв запах чужака, оскалив зубы, хрипит от злости. Я никогда не выстрелю в собаку, поэтому на явный риск мы бежим бегом под бешеный лай собак, бросающихся на сетки вольеров. Мне навстречу выскакивает Славка: «Стойте, куда?!!!» Я не могу раздумывать. Прости, стреляю. Мы почти у цели. Свои выстрелы я не ощущаю всерьез, я как будто нажимаю клавиши компьютерной игры, виртуальная фигура падает, я бегу дальше. Мы выбрались. Все-таки засекли, орет сирена с вышки, снайпер открывает огонь. Мимо, мимо…Я выбиваю локтем окно черной «Волги» Виктора Сергеевича на тюремной стоянке., открываю дверь. Мы садимся в машину. Машина мчится по шоссе, как ни странно за нами еще нет погони.
- Вы меня убьете? – тихо спрашивает студент.
Я зло смеюсь в ответ, замечаю, что руки трясутся на руле… Вот и все… Я смотрю на счетчик- бензин на исходе. Впереди лесополоса… Я круто сворачиваю в лес, останавливаюсь.
- Выходи, приехали, - говорю я студенту.
- Куда мне теперь идти?
Я протягиваю ему паспорт на имя Волкова Николая Васильевича и билет на Франкфурт. Он ошарашено смотрит на меня.
- Чего уставился? Давай, вали. У тебя мало времени, самолет через два часа. Иди, лови попутку, здесь до аэропорта пол-часа езды. Ах, да, забыл, - я снимаю ментовскую форму, под ней у меня довольно приличный свитер, я протягиваю его студенту. Под ментовские брюки я тоже предусмотрительно одел джинсы, которые я тоже сую ему.
- Давай, одевайся быстрей. И не пытайся сообразить , в чем дело. Я вовсе не твой благодетель и на тебя мне вообще наплевать.. Я ведь знаю, ты поджёг ментовскую квартиру просто так, по пьяни, и тебе было наплевать, кто в ней жил. Но ты сделал волей случая мое дело. А теперь вали! Вали, я сказал!
- Меня ведь все равно поймают…
- Ну, брат, это уже твои проблемы. Старайся, чтоб не словили.
- А вы?
- Это уже не твоего ума дело. Проваливай !
Он испуганно захлопал глазами, и пятясь осторожно пошел в сторону шоссе. Я вернулся в машину, закрыл двери, горючего было почти на нуле, но было совсем чуть-чуть чтобы… Я чиркнул зажигалкой, поджег провода. Едкий запах ударил в глаза . Ну вот и все, сейчас все кончится. Наверное, я все узнаю. Что узнаю… Встречусь с Богом? Где он, Бог…Его придумали люди от собственной слабости, чтоб было кого просить помощи. И чтоб умирать было не так страшно… И этот солнечный день! Хоть бы грянул гром, сверкнула молния и небо почернело. Но нет – чистое, голубое небо, ни облачка. Сегодня я стал убийцей, но вокруг ничего не изменилось. Говорят, что в последние минуты жизни все прошлое калейдоскопом проносится перед глазами. Но у меня в голове возникали какие-то непонятные обрывки мыслей: вон дерево разлапистое , под ним бумажки, бутылки. Кто-то наверное, устроил пикничок. Я живо вообразил эту компанию с гитарами, водкой… Черт, что за бред. Машину потряхивало, уже заполыхало впереди. Сейчас лопнут стекла. еще немного, дышать все тяжелее. Я закрыл глаза и стал медленно считать, пытаясь сосредоточиться на числах. Внезапно я почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Меня охватил ужас, я боялся открыть глаза. Продолжал считать, но сила этого взгляда становилась невыносимой. Стало нечем дышать, передглазами забегали красно-зеленые звездочки. И я открыл глаза, боясь их поднять, сначала посмотрел на гудящее пламя, осторожно скосил взгляд в сторону. Неподалеку на пригорке сидела серая овчарка и пристально на меня смотрела. Я спокойно встал, вышел из машины, подошел к ней. Машина полыхнула, взорвались баки. Равнодушно, как во сне я смотрел на языки пламени и клубы черного дыма. Собака встала, направилась по тропинке, проложенной грибниками. Она не обращала на меня никакого внимания, занимаясь своими собачьими делами. Я пошел за ней , до конца не осознавая – умеряя только что или родился……
































Разумова Марина

2005


 


 

delutvinsspb@yandex.ru

 
Рейтинг: +2 495 просмотров
Комментарии (1)
Капиталина Максимова # 4 декабря 2013 в 03:17 0
Без слов...