Всё не как у людей

11 апреля 2020 - Василий Мищенко

                  В начале июля доценту кафедры хорового дирижирования Козлякову досрочно присвоили звание заслуженного работника культуры. По этому замечательному поводу прижимистый в повседневности доцент раскошелился и пригласил коллектив кафедры, возглавляемой отставным генералом Тараканцевым, в ресторан Речного вокзала. Бывших генералов, как известно, не бывает. Тьмутараканыч, так ласково называли завкафедрой в народе, всячески этот факт подтверждал. В праздники, которыми наш календарь забит по самое горлышко, а иногда и просто так, без всякого внешнего повода, он являлся в институт при парадной форме, сияя орденами, а также отдельными частями лица. Студентов и аспирантов называл детушками, как легендарный полководец Суворов. Лаборантов и ассистентов – бойцами. Доцентов и профессоров – командным составом. При этом первые фигурировали как майоры, вторые – как полковники. Кафедральные посиделки именовались заседаниями штаба. Частенько разбушевавшийся не на шутку завкафедрой грозил нерадивым членам коллектива сгноить их на гауптвахте. А иногда и вовсе отправить в штрафбат. Кроме генерала, Козляков пригласил в ресторан профессора Колядина, который был знаменит тем, что видел В.И. Ленина на 10 съезде РКП (б). По возрасту он уже давно превзошёл вождя мирового пролетариата, умершего на пятьдесят третьем году, и теперь несвоевременно почивший вождь сошёл бы профессору за племяша, а с некоторой натяжкой и за внучка. Правда, Колядин членом кафедры хорового дирижирования не являлся, а числился в штате кафедры научного коммунизма и был бессменным членом парткома. Приглашать его на подобные мероприятия считалось хорошим тоном и залогом успешного продвижения наверх. В список приглашенных вошли доценты Борзенко, Хрипаков и Лисянская, старшие преподы Илюхина и Емелин, а также представитель младшего преподавательского состава ассистент Печонкин. Он являлся, как бы, приятелем из далёкого и туманного детства доцента, хотя существенно отстал от него по разным причинам в карьерном росте. Вдобавок среди гостей присутствовал наборщик институтской типографии Карапетян, нужный человек, имевший обширные связи в разных инстанциях. Вместо имени все называли его просто «другом». Замыкали список две хорошенькие лаборантки Вика и Оля, приглашенные на всякий случай.
                  Выбрал Козляков именно этот ресторан не случайно. Во-первых, он располагался в некотором смысле на нейтральной территории. Это было удобно как для тех членов кафедры, кто проживал в Москве, так и обитавших на территории Химкинского района. Во-вторых, и данное обстоятельство представлялось решающим, сам Речной вокзал, вкупе с располагавшимся в нём рестораном, прилегающим к комплексу парком, набережной, являлся замечательным образцом архитектурного направления «сталинский ампир» и памятником архитектуры регионального значения. Преподаватели же, естественно, были совсем не чужды приобщиться к сокровищнице советской культуры, внутри которой можно хорошо выпить и хорошо закусить. Удручали, правда, меры партии и правительства, принятые в целях борьбы с пьянством. Но и это не являлось помехой. На столах вместо бутылок официантка поставила чайники из нержавейки. Правила конспирации объединяли и роднили гостей с сотрудниками и администрацией ресторана, что придавало застолью особую остроту и задушевность.
                  Первым поздравил виновника торжества, как и предполагалось, профессор Колядин. Меняя громкость и модуляцию голоса, неожиданно переходя с фальцета на хриплый бас, он долго рассуждал о неоценимом вкладе руководимой партией и правительством советской интеллигенции в дело строительства коммунизма сначала в отдельно взятой стране, а затем и в закономерно образовавшемся социалистическом лагере и, бесспорно, в мировую культуру. Его голос отражался от стен, облицованных мрамором и декорированных картушами, возносился к потолку, украшенному кессонами с изображениями чаек на фоне неба и четырёх кораблей во главе с крейсером Авророй и каравеллой Колумба. Приглашенные гости уже было притомились и закручинились, но тут генерал Тьмутараканыч подал знак старшему преподавателю Емелину, и тот, резво подхватившись, принялся разливать в фужеры содержимое чайников.
                 - Товарищи! – с надрывом прокричал делегат десятого съезда РКП(б) завершая речь, – Мы совершили невозможное, то есть всё, что было в наших силах. Свергли царя и Временное правительство, победили в гражданской войне и разгромили фашистов, отстроили страну, создали атомную бомбу, запустили в космос Гагарина. Теперь – ваша очередь.
                 Его указательный палец жестко ткнул в макушку заслуженного работника культуры, члена профсоюзного бюро факультета культпросветработы Козлякова. Левой рукой профессор, не глядя на стол, цепко взял наполненный фужер и залпом выпил. Все с воодушевлением зааплодировали и сделали то же самое. Затем выступил генерал и остальные, согласно ранжиру. После так называемой официальной части, празднество потекло по естественному руслу, начисто смывая условности, ограничения и воздержание, невзирая на присутствие сдерживающего фактора в лице действующего члена парткома. Который, впрочем, нисколько не уступая «молодёжи», выпивал и закусывал мощно, основательно и результативно. Доцент Борзенко, обнимая одновременно ассистента Печонкина и наборщика типографии Карапетяна, обращался к последнему:
                   - Ну, вот скажи мне, ара, почему это у вас, у пролетариев, всё так просто? Один другого пошлёт, тот въедет ему в торец, а через десять минут вы уже пьёте мировую, обнимаетесь, и всё у вас опять ровно. А у нас, - доцент пригорюнился, - у интеллигентов хреновых, всё не как у людей. Годами тайком пакости делаем друг другу и при этом расшаркиваемся с идиотской улыбкой на физиономии. А иногда так хочется морду кое-кому намылить… Понимаешь, друг?
                    - Очэн даже хорошо понимаю, – соглашаясь, кивал институтский пролетарий Карапетян, - Я нэ против. Да.
                    Доцент Хрипаков громко шипел в ухо набычившемуся генералу Тараканцеву:
                    - Вот вы мне объясните, Иван Фёдорович, за какие-такие заслуги он уже – Заслуженный и всеми обласканный? Мне, к примеру, это совсем не понятно. На овощебазу его палкой не загонишь. Он даже в колхоз на картошку ни разу не ездил.
                     Между тем, доцент Козляков, как-то неубедительно поухаживав сразу за двумя лаборантками, Викой и Олей, сильно фальшивя, спел дуэтом с солисткой из ресторанного оркестра. Затем попытался танцевать с официанткой, а после вообще куда-то исчез. Обнаружился он спустя час на стоявшем у причала теплоходе «Максим Горький», куда проник неизвестно каким образом. Судно должно было вот-вот отчалить и отправиться в круиз маршрутом «Москва-Астрахань». Бродивший по палубам доцент, хотя заслуженный, но очень не трезвый, был там ни к селу, ни к городу. Тем более, что он приставал к пассажиркам, делая странные намёки, типа «мои намеренья прекрасны, пойдёмте, тут недалеко». Давал советы сновавшим по своим делам матросам и боцману, которому зачем-то сказал: «Как только крысы убежали, корабль тонуть и перестал». В конце концов, неадекватный, но заслуженный работник культуры был замечен старпомом, который и отдал команду двоим специально обученным для подобных случаев кухонным рабочим выдворить его с судна. Однако юркий член профбюро попытался скрыться в спасательной шлюпке, висевшей на борту ближе к корме. Крепко сбитые, не потерявшие бдительность пищеблоковские мужики выудили неугомонного доцента из шлюпки, спустили его по трапу на набережную и передали в руки слегка ошарашенных соучастников застолья во главе с завкафедрой Тьмутараканычем. Генерал, грозно нахмурив брови и поддерживая при этом сильно ослабшего члена парткома, заявил хулиганистому доценту:
                   - Не нравится мне это, майор! Хоть ты теперь и всяко заслуженный, но я тебя на гауптвахту-таки засажу. Чего ты туда попёрся-то, на судно?
                   Доцент стоял, глупо ухмыляясь и делая вид, что собственно ничего не произошло и его это совсем не касается. Затем, оглянувшись по сторонам и сильно гримасничая, заявил:
                   - Я не сам. Меня заставили.
                   - Кто? – Генерал тоже оглянулся.
                   - Агент вражеской разведки, - Козляков указал пальцем на ассистента Печонкина. Тот стоял поодаль рядом с доцентом Лисянской, курившей «беломорину». Глубоко затянувшись, она говорила ассистенту:
                   - Большинство мужиков, конечно же, круглые идиоты. Но мы вас почему-то именно за это и любим. Значит, и сами коровы и дурынды набитые.
                   Профессор Колядин, опираясь на генерала, протянул руку, крепко схватил Козлякова за ухо и принялся его стыдить:
                  - Что же это, голубчик, такое, а? Мы на вас возлагали, а вы? Нехорошо-о-о-с. Вот, помнится, в двадцать первом году я…, - не договорив, член парткома рубанул рукой воздух и затянул высоким голосом:

                                   По долинам и повзгорьям
                                   Шла диви-и-зия вперё-о-о-д…
                                   Разгроми-и-ли атаманов
                                   Разогна-а-ли воевод
                                   И на Ти-и-хом океане
                                   Свой зако-о-нчили похо-о-о-д!

                    Исполнение знаменитой песни отняло у профессора остатки сил. Генерал собственноручно внёс члена парткома в вестибюль Речного вокзала и положил его на скамью под электрифицированным макетом канала «Москва-Волга», где когда-то стояла бронзовая фигура инициатора и вдохновителя строительства вышеозначенного канала Иосифа Сталина. После этого он вынес вердикт:
                    - Майор, для начала я отправляю тебя под домашний арест. Боец! – позвал он то ли ассистента, то ли агента вражеской разведки Печонкина, - Приказываю доставить майора в деревню Куркино. Посадить под домашний арест и доложить.
                    Крепко обняв за плечи Козлякова, который шатался и клонился под тяжестью головы, как былинка, к земле, «боец» Печонкин повёл его через парк на автобусную остановку. Однако доцент пытался отпихнуть от себя старинного приятеля и громко кричал:
                    - Я – не последняя скотина, за мною кто-то занимал!
                    Когда-то давно они оба ходили в один детский сад. Точнее, их туда водили родители. Однажды отец Лёньки Печонкина пришёл раньше назначенного времени. В помещении, где находились дети, никого из воспитательниц не оказалось, зато сильно попахивало табачным дымом.
                    - Вы что ли, курите здесь? – спросил Лёнькин отец у трёхлетнего Козлякова.
                    - Курим, - серьезно отвечал тот, - Лёнька курит.
                    - Может, вы здесь и выпиваете? – пошутил отец.
                    - Да. Выпиваем. Лёнька выпивает, - указал Козляков на двухлетнего Лёньку, ползавшего под столом.
                   «Надо же, такой маленький, а уже стукачок», - удивился старший Печонкин, обувая Лёньку.
                   Так случилось, что Козляков с Печонкиным шагали по жизни почти всегда рядом и добрели таким образом целенаправленно до кафедры хорового дирижирования института культуры. Но всюду Козляков ухитрялся как-то подставить приятеля, опарафинить и оставить в дураках. Зачем он это делал, скорее всего, не знал и сам. А может быть, и знал. Чужая душа – потёмки. Вот, к примеру, уже в институте затеял Козляков прибыльное дело: фарцевать по маленькой дефицитными товарами. Когда его взяли за одно место, он обставил всё таким образом, что этим непотребным для комсомольца делом занимался не кто иной, как Лёня Печонкин. Он и на заседании комсомольского бюро факультета заклеймил Лёньку позором и предлагал вычистить того поганой метлой из комсомола.
                    На автобусной остановке рядом с метро «Речной вокзал» передвигавшиеся странным образом Печонкин и Козляков вызвали абсолютно закономерный интерес у милицейского сержанта.
                    - Кто такие? – задал первый наводящий вопрос представитель власти.
                    - Заслуженный работник культуры Козляков, а этот со мной, - указывая на крепко державшего его ассистента, заплетающимся языком представился доцент.
                    - Куда следуете?
                    - Следуем по месту проживания: город Москва, деревня Куркино, под домашний арест. Генерал отправил, - интимно сообщил Козляков.
                   Сержант как-то неуверенно посмотрел по сторонам, отступил на шаг назад, положил, на всякий случай, руку на кобуру и скомандовал:
                   - Проследуем, граждане, в отделение. Я вас задерживаю до выяснения личностей.
                   В ответ Козляков продекламировал:
                  - «Сержант почти поймал бандита, но тот по званью выше был».
                   Печонкин, как более адекватный из их дуэта, вовремя сориентировался, и три рубля, перекочевавшие из кармана его брюк в карман кителя неподкупного на первый взгляд сержанта, своевременно решили исход дела. Спустя несколько минут они уже ехали на автобусе в сторону Химок.
                   Деревенька Куркино, в которой проживал доцент Козляков, точнее, там проживала жена заслуженного работника культуры Виолетта Самуиловна, а он при ней, находилась в живописном месте, на холме, приткнувшись к кольцевой автодороге. Внизу протекала река Сходня, вокруг теснился лес. В лесу располагался дом отдыха «Нагорное», которым ведал хозяйственный отдел управления делами ЦК КПСС. А сама деревенька недавно стала частью Москвы. Этим фактом Козляков очень гордился, резонно считая себя особой, приближённой к небожителям. Сейчас, направляясь от Ленинградского шоссе к деревне под проливным дождём, по раскисшей грунтовой дороге, доцент вдруг осознал всю степень оскорбления, которое нанёс ему генерал, изгнанав его из ресторана, куда он всех пригласил и за который заплатил свои кровные, а тем более – отправив под домашний арест. Пылая негодованием, Козляков долго костерил вероломного генерала и, в конце концов, предложил Печонкину написать коллективное письмо в Комиссию партийного контроля при ЦК КПСС, дабы изобличить зарвавшегося узурпатора. Причём, сочинить, собрать подписи и отправить письмо непременно должен был Печонкин. А когда тот отказался, пообещал ему вознаграждение – бутылку коньяка «Арарат».
                    - Сделай это, Печо, для меня. Первый раз тебя прошу, будь человеком.
                    - Не буду, - упрямо отказывался Печонкин, - Я для тебя много всякого делал, а на Тьмутараканыча стучать не буду.
                    - Ну, хорошо, - сказал Козляков, когда они, подошли, сильно вибрируя, к дому жены, - не будешь и не надо. Давай, просто так выпьем. Ты посиди вот здесь, на скамейке, а я пойду, вынесу коньяк.
                    Прождав с полчаса, Печонкин лёг на узкую скамью, поджав коленки к подбородку, чтобы согреться и вскоре заснул. Проснулся он ранним утром до восхода солнца. Было уже светло и довольно прохладно. На брюках налипли комья глины, на правой ноге отсутствовала туфля. Клацая зубами от озноба, от обиды на Козлякова, на свою незадачливую и путанную судьбу, ассистент снял левую туфлю, носки и побежал трусцой через поле на автобусную остановку босиком. На ходу он сочинял историю для жены о том, почему не ночевал дома, резонно решив скамейку не упоминать. «Как-то всё это лажово получилось, да и не поверит Настя, - размышлял Печонкин, - лучше сказать, что в отделении милиции находился, а чтобы не отправили в вытрезвитель, пришлось заплатить подотчётные три рубля».
                     В тот же день после обеда завкафедрой генерал Тараканцев собрал внеочередное заседание «штаба». На повестке стояло два вопроса: итоги летней сессии и утверждение кандидатуры для поездки осенью в подшефный совхоз на картошку. Бодрый и свежий как огурец Тьмутараканыч, глядя на мятые физиономии членов кафедры, участливо спросил, обращаясь конкретно к доценту Козлякову:
                   - Как самочувствие, майор, добрался домой без приключений?
                   - Самочувствие прекрасное, Иван Фёдорович, - вяло отвечал доцент, - домой добрался без приключений. Правда, мне помог дойти какой-то мужик и потребовал за это две бутылки коньяка. Наглый такой. Но я ему ничего не дал. Так он сидел всю ночь на скамейке у дома. Караулил.
                   Ассистент Печонкин напрягся и осторожно посмотрел по сторонам. Взгляды всех членов кафедры скрестились на нём. Даже лаборантки Вика и Оля, всегда многообещающе доброжелательные, сейчас смотрели на него с немым укором. Сначала он хотел закричать: «Я ничего у него не требовал, он сам предложил! Он и ещё кое-что предлагал!!!». Но потом передумал. Ассистент вдруг вспомнил вчерашний монолог в ресторане доцента Борзенко, и ему неудержимо захотелось стать хотя бы ненадолго пролетарием, чтобы было всё просто и как у людей. А доцент Борзенко смотрел как-то странно, то ли сочувственно, то ли поощрительно. Печонкину показалось, будто он ему заговорщицки подмигнул. Заседание "штаба" продолжилось. Итоги сессии признали удовлетворительными. На картошку единогласно утвердили кандидатуру заслуженного работника культуры доцента Козлякова.

Регистрационный номер №0471719

от 11 апреля 2020

[Скрыть] Регистрационный номер 0471719 выдан для произведения:                   В начале июля доценту кафедры хорового дирижирования Козлякову досрочно присвоили звание заслуженного работника культуры. Сокращённо – ЗАСРАКУ. По этому замечательному поводу прижимистый в повседневности доцент раскошелился и пригласил коллектив кафедры, возглавляемой отставным генералом Тараканцевым, в ресторан Речного вокзала. Бывших генералов, как известно, не бывает. Тьмутараканыч, так ласково называли завкафедрой в народе, всячески этот факт подтверждал. В праздники, которыми наш календарь забит по самое горлышко, а иногда и просто так, без всякого внешнего повода, он являлся в институт при парадной форме, сияя орденами, а также отдельными частями лица. Студентов и аспирантов называл детушками, как легендарный полководец Суворов. Лаборантов и ассистентов – бойцами. Доцентов и профессоров – командным составом. При этом первые фигурировали как майоры, вторые – как полковники. Кафедральные посиделки именовались заседаниями штаба. Частенько разбушевавшийся не на шутку завкафедрой грозил нерадивым членам коллектива сгноить их на гауптвахте. А иногда и вовсе отправить в штрафбат. Кроме генерала, Козляков пригласил в ресторан профессора Колядина, который был знаменит тем, что видел В.И. Ленина на 10 съезде РКП (б). По возрасту он уже давно превзошёл вождя мирового пролетариата, умершего на пятьдесят третьем году, и теперь несвоевременно почивший вождь сошёл бы профессору за племяша, а с некоторой натяжкой и за внучка. Правда, Колядин членом кафедры хорового дирижирования не являлся, а числился в штате кафедры научного коммунизма и был бессменным членом парткома. Приглашать его на подобные мероприятия считалось хорошим тоном и залогом успешного продвижения наверх. В список приглашенных вошли доценты Борзенко, Хрипаков и Лисянская, старшие преподы Илюхина и Емелин, а также представитель младшего преподавательского состава ассистент Печонкин. Он являлся, как бы, приятелем из далёкого и туманного детства доцента, хотя существенно отстал от него по разным причинам в карьерном росте. Вдобавок среди гостей присутствовал наборщик институтской типографии Карапетян, нужный человек, имевший обширные связи в разных инстанциях. Вместо имени все называли его просто «другом». Замыкали список две хорошенькие лаборантки Вика и Оля, приглашенные на всякий случай.
                  Выбрал Козляков именно этот ресторан не случайно. Во-первых, он располагался в некотором смысле на нейтральной территории. Это было удобно как для тех членов кафедры, кто проживал в Москве, так и обитавших на территории Химкинского района. Во-вторых, и данное обстоятельство представлялось решающим, сам Речной вокзал, вкупе с располагавшимся в нём рестораном, прилегающим к комплексу парком, набережной, являлся замечательным образцом архитектурного направления «сталинский ампир» и памятником архитектуры регионального значения. Преподаватели же, естественно, были совсем не чужды приобщиться к сокровищнице советской культуры, внутри которой можно хорошо выпить и хорошо закусить. Удручали, правда, меры партии и правительства, принятые в целях борьбы с пьянством. Но и это не являлось помехой. На столах вместо бутылок официантка поставила чайники из нержавейки. Правила конспирации объединяли и роднили гостей с сотрудниками и администрацией ресторана, что придавало застолью особую остроту и задушевность.
                  Первым поздравил виновника торжества, как и предполагалось, профессор Колядин. Меняя громкость и модуляцию голоса, неожиданно переходя с фальцета на хриплый бас, он долго рассуждал о неоценимом вкладе руководимой партией и правительством советской интеллигенции в дело строительства коммунизма сначала в отдельно взятой стране, а затем и в закономерно образовавшемся социалистическом лагере и, бесспорно, в мировую культуру. Его голос отражался от стен, облицованных мрамором и декорированных картушами, возносился к потолку, украшенному кессонами с изображениями чаек на фоне неба и четырёх кораблей во главе с крейсером Авророй и каравеллой Колумба. Приглашенные гости уже было притомились и закручинились, но тут генерал Тьмутараканыч подал знак старшему преподавателю Емелину, и тот, резво подхватившись, принялся разливать в фужеры содержимое чайников.
                 - Товарищи! – с надрывом прокричал делегат десятого съезда РКП(б) завершая речь, – Мы совершили невозможное, то есть всё, что было в наших силах. Свергли царя и Временное правительство, победили в гражданской войне и разгромили фашистов, отстроили страну, создали атомную бомбу, запустили в космос Гагарина. Теперь – ваша очередь.
                 Его указательный палец жестко ткнул в макушку заслуженного работника культуры, члена профсоюзного бюро факультета культпросветработы Козлякова. Левой рукой профессор, не глядя на стол, цепко взял наполненный фужер и залпом выпил. Все с воодушевлением зааплодировали и сделали то же самое. Затем выступил генерал и остальные, согласно ранжиру. После так называемой официальной части, празднество потекло по естественному руслу, начисто смывая условности, ограничения и воздержание, невзирая на присутствие сдерживающего фактора в лице действующего члена парткома. Который, впрочем, нисколько не уступая «молодёжи», выпивал и закусывал мощно, основательно и результативно. Доцент Борзенко, обнимая одновременно ассистента Печонкина и наборщика типографии Карапетяна, обращался к последнему:
                   - Ну, вот скажи мне, ара, почему это у вас, у пролетариев, всё так просто? Один другого пошлёт, тот въедет ему в торец, а через десять минут вы уже пьёте мировую, обнимаетесь, и всё у вас опять ровно. А у нас, - доцент пригорюнился, - у интеллигентов хреновых, всё не как у людей. Годами тайком пакости делаем друг другу и при этом расшаркиваемся с идиотской улыбкой на физиономии. А иногда так хочется морду кое-кому намылить… Понимаешь, друг?
                    - Очэн даже хорошо понимаю, – соглашаясь, кивал институтский пролетарий Карапетян, - Я нэ против. Да.
                    Доцент Хрипаков громко шипел в ухо набычившемуся генералу Тараканцеву:
                    - Вот вы мне объясните, Иван Фёдорович, за какие-такие заслуги он уже – ЗАСРАК? Мне, к примеру, это совсем не понятно. На овощебазу его палкой не загонишь. Он даже в колхоз на картошку ни разу не ездил.
                     Между тем, доцент Козляков, как-то неубедительно поухаживав сразу за двумя лаборантками, Викой и Олей, сильно фальшивя, спел дуэтом с солисткой из ресторанного оркестра. Затем попытался танцевать с официанткой, а после вообще куда-то исчез. Обнаружился он спустя час на стоявшем у причала теплоходе «Максим Горький», куда проник неизвестно каким образом. Судно должно было вот-вот отчалить и отправиться в круиз маршрутом «Москва-Астрахань». Бродивший по палубам доцент, хотя заслуженный, но очень не трезвый, был там ни к селу, ни к городу. Тем более, что он приставал к пассажиркам, делая странные намёки, типа «мои намеренья прекрасны, пойдёмте, тут недалеко». Давал советы сновавшим по своим делам матросам и боцману, которому зачем-то сказал: «Как только крысы убежали, корабль тонуть и перестал». В конце концов, неадекватный ЗАСРАК был замечен старпомом, который и отдал команду двоим специально обученным для подобных случаев кухонным рабочим выдворить его с судна. Однако юркий член профбюро попытался скрыться в спасательной шлюпке, висевшей на борту ближе к корме. Крепко сбитые мужики из пищеблока бдительность не потеряли, выудили оттуда неугомонного доцента, а вскоре он был спущен по трапу на набережную и передан в руки поджидавших его соучастников застолья во главе с завкафедрой Тьмутараканычем. Генерал, грозно нахмурив брови и поддерживая при этом сильно ослабшего члена парткома, заявил хулиганистому доценту:
                   - Не нравится мне это, майор! Хоть ты теперь и всяко заслуженный, но я тебя на гауптвахту-таки засажу. Чего ты туда попёрся-то, на судно?
                   Доцент стоял, глупо ухмыляясь и делая вид, что собственно ничего не произошло и его это совсем не касается. Затем, оглянувшись по сторонам и сильно гримасничая, заявил:
                   - Я не сам. Меня заставили.
                   - Кто? – Генерал тоже оглянулся.

                   - Агент вражеской разведки, - Козляков указал пальцем на ассистента Печонкина. Тот стоял поодаль рядом с доцентом Лисянской, курившей «беломорину». Глубоко затянувшись, она говорила ассистенту:
                   - Большинство мужиков, конечно же, круглые идиоты. Но мы вас почему-то именно за это и любим. Значит, и сами коровы и дурынды набитые.
                   Профессор Колядин, опираясь на генерала, протянул руку, крепко схватил Козлякова за ухо и принялся его стыдить:
                  - Что же это, голубчик, такое, а? Мы на вас возлагали, а вы? Нехорошо-о-о-с. Вот, помнится, в двадцать первом году я…, - не договорив, член парткома рубанул рукой воздух и затянул высоким голосом:

                                   По долинам и повзгорьям
                                   Шла диви-и-зия вперё-о-о-д…
                                   Разгроми-и-ли атаманов
                                   Разогна-а-ли воевод
                                   И на Ти-и-хом океане
                                   Свой зако-о-нчили похо-о-о-д!

                    Исполнение знаменитой песни отняло у профессора остатки сил. Генерал собственноручно внёс члена парткома в вестибюль Речного вокзала и положил его на скамью под электрифицированным макетом канала «Москва-Волга», где когда-то стояла бронзовая фигура инициатора и вдохновителя строительства вышеозначенного канала Иосифа Сталина. После этого он вынес вердикт:
                    - Майор, для начала я отправляю тебя под домашний арест. Боец! – позвал он то ли ассистента, то ли агента вражеской разведки Печонкина, - Приказываю доставить майора в деревню Куркино. Посадить под домашний арест и доложить.
                    Крепко обняв за плечи Козлякова, который шатался и клонился под тяжестью головы, как былинка, к земле, «боец» Печонкин повёл его через парк на автобусную остановку. Однако доцент пытался отпихнуть от себя старинного приятеля и громко кричал:
                    - Я – не последняя скотина, за мною кто-то занимал!
                    Когда-то давно они оба ходили в один детский сад. Точнее, их туда водили родители. Однажды отец Лёньки Печонкина пришёл раньше назначенного времени. В помещении, где находились дети, никого из воспитательниц не оказалось, зато сильно попахивало табачным дымом.
                    - Вы что ли, курите здесь? – спросил Лёнькин отец у трёхлетнего Козлякова.
                    - Курим, - серьезно отвечал тот, - Лёнька курит.
                    - Может, вы здесь и выпиваете? – пошутил отец.
                    - Да. Выпиваем. Лёнька выпивает, - указал Козляков на двухлетнего Лёньку, ползавшего под столом.
                   «Надо же, такой маленький, а уже стукачок», - удивился старший Печонкин, обувая Лёньку.
                   Так случилось, что Козляков с Печонкиным шагали по жизни почти всегда рядом, дошагав целенаправленно до кафедры хорового дирижирования института культуры. И всюду Козляков ухитрялся как-то подставить приятеля, опарафинить и оставить в дураках. Зачем он это делал, скорее всего, не знал и сам. А может быть, и знал. Чужая душа – потёмки. Вот, к примеру, уже в институте затеял Козляков прибыльное дело: фарцевать по маленькой дефицитными товарами. Когда его взяли за одно место, он обставил всё таким образом, что этим непотребным для комсомольца делом занимался не кто иной, как Лёня Печонкин. Он и на заседании комсомольского бюро факультета заклеймил Лёньку позором и предлагал вычистить того поганой метлой из комсомола.
                    На автобусной остановке рядом с метро «Речной вокзал» передвигавшиеся странным образом Печонкин и Козляков вызвали абсолютно закономерный интерес у милицейского сержанта.
                    - Кто такие? – задал первый наводящий вопрос представитель власти.
                    - Заслуженный работник культуры Козляков, а этот со мной, - указывая на крепко державшего его ассистента, заплетающимся языком представился доцент.
                    - Куда следуете?
                    - Следуем по месту проживания: город Москва, деревня Куркино, под домашний арест. Генерал отправил, - интимно сообщил Козляков.
                   Сержант как-то неуверенно посмотрел по сторонам, отступил на шаг назад, положил, на всякий случай, руку на кобуру и скомандовал:
                   - Проследуем, граждане, в отделение. Я вас задерживаю до выяснения личностей.
                   В ответ Козляков продекламировал:
                  - «Сержант почти поймал бандита, но тот по званью выше был».
                   Печонкин, как более адекватный из их дуэта, вовремя сориентировался, и три рубля, перекочевавшие из кармана его брюк в карман кителя неподкупного на первый взгляд сержанта, своевременно решили исход дела. Спустя несколько минут они уже ехали на автобусе в сторону Химок.
                   Деревенька Куркино, в которой проживал доцент Козляков, точнее, там проживала жена заслуженного работника культуры Виолетта Самуиловна, а он при ней, находилась в живописном месте, на холме, приткнувшись к кольцевой автодороге. Внизу протекала река Сходня, вокруг теснился лес. В лесу располагался дом отдыха «Нагорное», которым ведал хозяйственный отдел управления делами ЦК КПСС. А сама деревенька недавно стала частью Москвы. Этим фактом Козляков очень гордился, резонно считая себя особой, приближённой к небожителям. Сейчас, направляясь от Ленинградского шоссе к деревне под проливным дождём, по раскисшей грунтовой дороге, доцент вдруг осознал всю степень унизительного решения генерала относительно изгнания его из ресторана, куда он всех пригласил и за который заплатил свои кровные, а тем более – домашнего ареста. Пылая негодованием, Козляков долго костерил вероломного генерала и, в конце концов, предложил Печонкину написать коллективное письмо в Комиссию партийного контроля при ЦК КПСС, дабы изобличить зарвавшегося узурпатора. Причём, сочинить, собрать подписи и отправить письмо непременно должен был Печонкин. А когда тот отказался, пообещал ему вознаграждение – бутылку коньяка «Арарат».
                    - Сделай это, Печо, для меня. Первый раз тебя прошу, будь человеком.
                    - Не буду, - упрямо отказывался Печонкин, - Я для тебя много всякого делал, а на Тьмутараканыча стучать не буду.
                    - Ну, хорошо, - сказал Козляков, когда они, подошли, сильно вибрируя, к дому жены, - не будешь и не надо. Давай, просто так выпьем. Ты посиди вот здесь, на скамейке, а я пойду, вынесу коньяк.
                    Прождав с полчаса, Печонкин лёг на узкую скамью, поджав коленки к подбородку, чтобы согреться и вскоре заснул. Проснулся он ранним утром до восхода солнца. Было уже светло и довольно прохладно. На брюках налипли комья глины, на правой ноге отсутствовала туфля. Клацая зубами от озноба, от обиды на Козлякова, на свою незадачливую и путанную судьбу, ассистент снял левую туфлю, носки и побежал трусцой через поле на автобусную остановку босиком. На ходу он сочинял историю для жены о том, почему не ночевал дома, резонно решив скамейку не упоминать. «Как-то всё это лажово получилось, да и не поверит Настя, - размышлял Печонкин, - лучше сказать, что в отделении милиции находился, а чтобы не отправили в вытрезвитель, пришлось заплатить подотчётные три рубля».
                     В тот же день после обеда завкафедрой генерал Тараканцев собрал внеочередное заседание «штаба». На повестке стояло два вопроса: итоги летней сессии и утверждение кандидатуры для поездки осенью в подшефный совхоз на картошку. Бодрый и свежий как огурец Тьмутараканыч, глядя на мятые физиономии членов кафедры, участливо спросил, обращаясь конкретно к доценту Козлякову:
                   - Как самочувствие, майор, добрался домой без приключений?
                   - Самочувствие прекрасное, Иван Фёдорович, - вяло отвечал доцент, - домой добрался без приключений. Правда, мне помог дойти какой-то мужик и потребовал за это две бутылки коньяка. Наглый такой. Но я ему ничего не дал. Так он сидел всю ночь на скамейке у дома. Караулил.
                   Ассистент Печонкин напрягся и осторожно посмотрел по сторонам. Взгляды всех членов кафедры скрестились на нём. Даже лаборантки Вика и Оля, всегда многообещающе доброжелательные, сейчас смотрели на него с немым укором. Сначала он хотел закричать: «Я ничего у него не требовал, он сам предложил! Он и ещё кое-что предлагал!!!». Но потом передумал. Ассистент вдруг вспомнил вчерашний монолог в ресторане доцента Борзенко, и ему неудержимо захотелось стать хотя бы ненадолго пролетарием, чтобы было всё просто и как у людей. А доцент Борзенко смотрел как-то странно, то ли сочувственно, то ли поощрительно. Печонкину показалось, будто он ему заговорщицки подмигнул. Заседание штаба продолжилось. Итоги сессии признали удовлетворительными. На картошку единогласно утвердили кандидатуру заслуженного работника культуры доцента Козлякова. Сокращённо – ЗАСРАКУ.

Наконец-то люди без войны проснулись

Немного о БАМе, чуть-чуть о себе

Рейтинг: +6 341 просмотр

Кому понравилось произведение? >>

Комментарии (12)

Галина Дашевская # 11 апреля 2020 в 19:20 +5

Ну, вот точно, если сокращённо, то пишут по первым буквам, а не вульгарное слово. Еле прочла.
Комедии не увидела. Ну, а если применили слово = ара =, то оно означает слово = нет =.

Василий Мищенко # 2 мая 2020 в 18:26 0

Благодарю, Галина, что посетили страницу и прочли-таки ( хотя и с неимоверным трудом) рассказ. Думаю, что написать комедию на все вкусы сложно, и в такой же степени сложно абсолютно всем её воспринять. Причины могут быть разные: отсутствие чувства юмора, конкретного жизненного опыта, ну, и так далее, в результате получается по Жванецкому: грузин Горидзе, а зовут его Авас, а доцент - тупой... Кстати, "ара" - "нет", это у некоторых грузин картвельской группы. У армян оно обозначает обращение друг к другу (прежде всего у мужчин), наряду с "джан". В рассказе грузины, тем более картвелы, отсутствуют напрочь. Зато присутствует нужный всем человек Карапетян. "Вульгарное слово", которым сами себя называют заслуженные работники культуры, пользуется большой популярностью и, услышав его, никто из этой категории культработников, вполне себе известных и даже заслуженных, не затыкает уши и нос. Всех вам, уважаемый комментатор, благ!
Emotions

Сергей Шевцов # 13 апреля 2020 в 14:45 +5

Громкоговорящие фамилии Козляков, Тараканцев, Тьмутараканыч и недвусмысленное сокращение присвоенного звания главному герою (а главный ли он?) настроили на какое-то балаганное восприятие рассказа. Сюжет швыряло из стороны в сторону, как неисправный трамвай. Автор так увлёкся метафорами, заковыристыми словесными оборотами, что исчерпал на них весь свой творческий потенциал. А всего-то описана лишь банальная пьяная попойка.

Василий Мищенко # 2 мая 2020 в 18:54 0

Ну вот, столько сарказма, а весь пар ушёл в свисток. К примеру, у Вени Ерофеева в бессмертной поэме "Москва-Петушки" об этих банальностях эвон ско-о-лько написано, и - ничего, читатель воспринял вполне себе адекватно. (Ни в коем случае не примазываюсь к великим и могучим, просто на ум пришло). Потом, ведь тут, смотря с какой "кочки" зрения наблюдать. В любом случае, приношу благодарность, Сергей, за прочтение рассказа и отзыв.
read-4

София Даль # 14 апреля 2020 в 20:47 +4

Не вдохновило, но дочитала.

best-5

Василий Мищенко # 2 мая 2020 в 18:30 0

И на том, София, спасибо!!!
spasibo-14

Александр Джад # 15 апреля 2020 в 18:12 +2

Попойка, лна и есть попойка, какое бы обличье не принимала.

Василий Мищенко # 2 мая 2020 в 18:33 0

Ну да, ну да, согласный. Оно, канешна, кому что ближе...
laugh

Людмила Комашко-Батурина # 22 апреля 2020 в 22:21 +2

В сюжете отражается тема - мерзкий характер Козлякова. Но сам сюжет так оброс многочисленными подробностями, что теряешь истинную суть рассказа. Если сократить подробности описания, оживить диалоги, рассказ приобретёт другое звучание Удачи автору!

Василий Мищенко # 2 мая 2020 в 18:37 0

Огромное спасибо, Людмила, за ценные замечания. Обязательно учту при дальнейшей доработке.
spasibo-5

Фёдор Федотов # 24 апреля 2020 в 22:58 +2

Рассказ понравился. Он дал возможность вспомнить прошлое и поностальгировать о тех давних временах, когда сам работал в вузе. Автор реалистично описал один из эпизодов преподавательской жизни, будто заглянул "за кулисы" вузовского будней. Персонажи настолько типичны, что я воочию увидел многих своих коллег. Таких, как Козляков можно было найти на любой кафедре. Был у нас и свой "генерал". Не заведующий кафедрой, но точно помню, что член парткома в чине подполковника, ходившего в военной форме. Был и старый большевик, вечно сидевший во всех президиумах, тоже член парткома. Я их хорошо запомнил, потому как они особенно яростно жучили меня на заседании парткома за отказ ехать в колхоз на картошку. В рассказе тоже об этой стороне преподавательской деятельности упоминается. Рассказ в тему, ибо характеры героев действительно комедийные, как и многие грани той нашей жизни. В ней были разные казусы, в том числе и посиделки на кафедрах, в кафешках и ресторанах по случаю присвоения научных степеней и званий, юбилеев и иных праздников. Что делать, мы так жили. Автору творческих удач и огромное спасибо за создание весёлой и одновременно грустной картинки из прошлого.
big_smiles_138

Василий Мищенко # 2 мая 2020 в 18:39 0

Спасибо вам Фёдор, за понимание и поддержку. Этого у нас, к сожалению, становится всё меньше...
c0137

RSS-лента комментариев